Посвящаю Клавдии Федоровне и Степану Витальевичу
ПРОЛОГ
– Минуту на размышление не даю. Требую мгновенный ответ без размышлений: вопрос – тут же ответ.
– Хорошо.
– Даже не мгновенный: требую, чтобы вы отвечали на мой вопрос, не дослушав его до конца.
– Пусть будет так.
– Вопрос будет не совсем обычным, но я должен услышать ответ еще до того, как успею вопрос полностью высказать.
– Понимаю.
– Мне нужен первый душевный порыв.
– Хорошо.
– Готовы отвечать?
– Готова.
– Итак, вы хотели бы стать королевой Испа…?
– Да, товарищ Сталин.
ГЛАВА 1
1.
Лужи он больше не обходит. Незачем. Ветер давно унес шляпу, а дождь вымочил его до последней пуговицы, до последнего гвоздика в башмаках. Вымочил сквозь плащ и пиджак. Вымочил так, что носовой платок в кармане – и тот выжимать надо. Хлещет дождь, а он идет сквозь ветер и воду. Он идет всю ночь, весь день и снова ночь.
Вымок он не только сверху вниз от макушки до пояса и ниже, но и снизу вверх – от подошв до пояса и выше. Обходи лужи, не обходи – без разницы. Он идет из темноты в темноту. Он идет, нахохлившись, голову – в воротник. Отяжелел воротник. Пропитался. С воротника за пазуху – струйки тоненькие. Если шею к воротнику прижать, то не так холодно получается. Вот он шею и прижимает к воротнику, согревая и ее, и воротник.
Ветру показалось мало одной только шляпы, потому норовит он еще и плащ унести. Терзает ветер сразу со всех четырех сторон. Нездешний ветер. Скандинавский. С запахом снега. Потому холодно.
Потому зубы стучали-стучали, да и перестали: скулы судорогой свело, не стучат больше зубы.
Дождь тоже не здешний, не берлинский. Длинные перезревшие капли с кристалликами внутри. Капли – не типа бум-бум, а типа ляп-ляп. По черным стеклам домов так и ляпают. А попав под ноги – шелестят капли, похрустывают. И только пропитав ботинок и отогревшись слегка, в обыкновенную воду те капли превращаются и чавкают в ботинках, как в разношенных насосах: чвак-чвак. Тяжелые, набрякшие штанины облепили ноги. Вода со штанов ручейками – какой в ботинок, какой мимо. А из мрака на него – страшные глаза: «Рудольф Мессер – чародей».
2.
– Товарищ Холованов, что вам известно о человеке по имени Рудольф Мессер?
– Товарищ Сталин, это всемирно известный иллюзионист и гипнотизер.
– Это я знаю, а кроме меня это знает каждый. Я не желаю слышать от вас то, что знает каждый. Ваша работа – сообщать мне то, что никто не знает, то, что даже мне неизвестно.
– У меня такие сведения есть.
3.
И с другой стены, из темноты, смотрят на вымокшего те же глаза: «Рудольф Мессер – чародей». И с третьей. Со всех стен Берлина чародеевы глаза темноту сверлят. Афиши в три этажа. Дождь по тем афишам хлещет. Рвет ветер водяные потолки с крыш, дробит их и в глаза чародею бросает, но только глаза магнитные в тусклом свете фонаря смотрят сквозь воду, пронизывая ее.
Вымокший остановился во мраке – струи по лицу, как по афише. Посмотрел себе под ноги, потом решился и глянул в чародеевы очи.
У-у, какие.
4.
– А кто он по национальности, этот самый Рудольф Мессер?
– Он объехал весь свет. В любой стране – свой, везде – дома, любой язык ему родной. Происхождения он – темного. Последние месяцы живет в Берлине, но немцы его немцем не считают.
– Кем же его считают?
– Поляком.
– А поляки кем его считают?
– Русским, товарищ Сталин.
– В этом случае, кем же его считают русские?
– Чистокровный немец.
5.
У огромных афиш «Рудольф Мессер – чародей» кое-где углы оторваны. Люди рвали, и ветер с дождем. И по огромным афишам то там, то тут – небольшие совсем афишки глянцевые: на алом фоне то же лицо, те же магнитного блеска глаза, только текст другой: «Рудольф Мессер – враг народа и фатерланда». А под портретом – цифра: единичка и много нулей.
|
