ПРОЛОГ
Наступил вечер. Тупо уставившись в угол, он вдруг обнаружил плясавших в очаге демонов. Они изрыгыли пучки искр прямо в глаза мальчику, сидевшему у самого огня со скрещенными ногами. Мальчик спокойно наблюдал за хаотической игрой пламени. Что–то загадочное таилось в этих завихрениях огня. Не смотря на свои 9 лет и отсутствие Папы, он чувствовал себя по–взрослому уверенно, наблюдая за дьявольской пляской огненных демонов.
“Пока меня не будет,– сказал Папа, скручивая могучей рукой моток веревки в аккуратные витки,– ты будешь главой дома. Ясно?” – “Да, Папа.” – “Не забывай вовремя приносить Маме дрова. Складывай их у стены, тогда они будут суше. В общем делай все, что она попросит, ясно?” – “Да, Папа, я все сделаю.”
Образ отца еще долго стоял перед его мысленным взором: суровое обветренное лицо и тяжелая ладонь на плече. Его ладонь как бы предупреждала мальчика: сынок, я ухожу на серьезное дело. Не забывай о Маме и будь осторожен.
Мальчик также безмолвно с ним соглашался.
Утром он увидел дядюшку Джозефа, впрягавшего двух старых лошадок – серую и белую – в семейный фургон. Родители мальчика находились возле запертой на засов тяжелой кованной двери. Папа, в шерстяной шапке и тяжелом тулупе из овчины, держал на плече огромный моток веревки. Тулуп ему подарила Мама на Рождество в прошлом году.
Мальчик лениво возил ложкой в супе, пытаясь подслушать разговор родителей. Но все было тщетно, так как они специально понизили голоса до шепота, чтобы никто ничего не слышал. Мальчик понимал, что если бы даже он и услышал что–либо, то он все равно ничего не понял, о чем это они там шепчутся. Все эти взрослые секреты давно раздражали его.
“Это нечестно! Нечестно! – Мальчик запустил пальцы в суп и вытащил оттуда кусочек мяса. – Если меня оставляют за главу дома, то разве не должен я быть в курсе всех секретов?”
Дядюшка Джозеф все еще продолжал возиться с лошадками, старательно возясь с упряжью.
Внезапно до него донесся раздраженный голос Мамы, который неожиданно вышел из–под контроля:
– Пусть идут другие!
Папа нежно взял ее за подбородок, наклонил голову и ласково посмотрел в серые глаза Мамы.
– Это должен сделать я,– твердо заявил он.
Дядюшка Джозеф уже почти закончил возиться с лошадками.
У Мамы был такой вид, будто она хотела заплакать, но она уже истратила запас слез прошедшей ночью когда лежала в соседней комнате на кровати с пуховой периной. Всю ночь мальчик слышал ее сдерживаемые всхлипывания. Эти тяжелые ночные часы разрывали ее сердце и даже утренний рассвет не смог залечить душевные раны.
“Нет, нет, нет!” – вновь и вновь повторяла Мама, словно в этом слове заключалась какая–то магическая сила, которая могла помешать Папе шагнуть за порог в снежный свет дня. Вероятно Мама надеялась, что это слово может запереть дверь на некоторое время и удержать Папу внутри, оставив секрет снаружи.
“Это нечестно! Нечестно!” – Мальчик тоже никак не мог успокоиться, глядя на расстроенную Маму.
Наконец Мама замолчала, как бы смирившись с тем, что Папу уже не остановишь.
А когда она умолкла, Папа резко протянул руку и снял с полки над дверью двухстволку. Он с хрустом открыл затвор и вогнал в обе камеры патроны и вновь аккуратно щелкнул затвором. Затем он обнял Маму, поцеловал ее и пробурчал: “Я люблю тебя”. Мама плотно прижалась к нему, как осенний листок несомый ветром. Тут в дверь постучал Джозеф и крикнул: “Эмиль, можно выезжать!”
Еще мгновение Папа прижимал Маму к себе, потом поднял ружье, которое приобрел в Будапеште, и отворил дверь, сбросив с дужки засов. Он на миг застыл на пороге, окружаемый снежинками, влетевшими в помещение со двора. Этот миг показался всем веком.
– Андре! – сказал он, и мальчик вздернул голову. – Ты будешь заботиться о Маме и о том, чтобы эта дверь оставалась на засове. Ты понимаешь?
– Да, Папа.
Отец стоял в дверном проеме, на фоне побледневшего неба и дальних красных зубцов гор. Он посмотрел на жену и тихо произнес три слова. Разобрать их было трудно, но мальчик уловил смысл, и сердце его вдруг забилось.
– Следи за моей тенью,– сказал Папа.
|
