ПРОЛОГ
...На улице шел дождь. Затяжной осенний дождь, которому, казалось, никогда не будет конца. Мелкая холодная морось белесой пеленой завесила окна, тонкими струйками сбегала по толстому, особой прочности, стеклу и бесшумно срывалась с подоконника вниз, на такую же холодную и мокрую брусчатку.
Но здесь, в уютном кремлевском кабинете, было тепло и сухо. Мягким светом горела электрическая лампа под матовым зеленым абажуром, негромко отсчитывали минуты старинные напольные часы...
Стоящему у окна человеку, как когда-то в далеком-далеком детстве, отчего-то вдруг очень захотелось прижаться лбом прямо к стеклу и, закрыв глаза, ощутить кожей прохладу идущего на улице дождя. Но сделать этого он не мог. Ведь это означало бы проявить слабость, а на слабость он — несмотря на всю свою огромную, поистине безграничную власть — не имел права. Тот, кому подвластно все, слишком часто не имеет права ни на что. Такой вот парадокс. И у безграничной власти, оказывается, есть свои границы..
Человек оторвал наконец взгляд от залитого дождем окна и медленно обернулся. Постоял несколько секунд, легонько покачиваясь с пяток на носки и словно не замечая стоявшего перед ним мужчины. И, неожиданно взглянув прямо в его прячущиеся за тускло отблескивающими в полутьме стеклами очков глаза, произнес с ощутимым кавказским акцентом:
— Ты действительно уверен в этом, Лаврентий? Что, на самом деле никто и ничего не может понять?
— Уверен, товарищ Сталин, — как обычно негромко ответил собеседник. — Вы ведь меня знаете. Работали две группы, одна — полностью из моих людей...
— И?
— И ничего, товарищ Сталин. Слишком много непонятного и... э-э... странного. Очень странного!
— Настолько странного, что с этим не могут справиться даже наши блестящие ученые умы? — не то в шутку, не то всерьез спросил Вождь. — Наверное, ты плохо за ними смотришь, Лаврентий? — Он обошел свой стол и тяжело опустился на стул: — Хорошо, Лаврентий, сворачивай всё. Мы не будем гоняться за призраками. Закрывай, и чтобы ни одна живая душа ничего не узнала. Ну, не мне тебя учить... Вернемся к этому позже. Возвращайся на свой объект и работай. Большая бомба сейчас важнее. Успеете в срок?
— Конечно, Иосиф Виссарионович! — против своего обыкновения не назвав его «товарищем Сталиным», ответил тот. — Не волнуйтесь, мы успеем. Даже если для этого мне придется принять кое-какие дополнительные воспитательные меры.
Вождь усмехнулся в усы и, взяв в руку свою неизменную трубку, принялся неторопливо вычищать ее на предусмотрительно подложенный лист бумаги. Обычно это означало, что высокая аудиенция окончена, однако сегодняшний разговор, точнее его тема, был не совсем обычным, и шеф самой страшной и всемогущей в СССР организации уточнил:
— Я могу идти?
— Иди, Лаврентий, иди. — Дождавшись, пока тот дойдет по скрадывающей звуки шагов ковровой дорожке почти до самой двери, Сталин негромко добавил: — Хотя нет, постой, Лаврентий! — С удовлетворением заметив, как едва заметно вздрогнула и напряглась спина народного комиссара, он продолжил: — Наверное, надо разместить где-нибудь поблизости воинскую часть, чтобы лишние люди не ходили, — ты там подумай, Лаврентий... — и, довольный эффектом, махнул рукой. — Иди-иди, поздно уже, выспись хорошо, завтра у тебя будет трудный день.
Берия вышел и, осторожно прикрыв за собой дверь, с облегчением выдохнул. Теперь можно расслабиться. Тем более что завтра — точнее, уже сегодня — действительно будет трудный день...
ГЛАВА 1
Едва слышно щелкнул замок на входной двери. Что же, все как я и предполагал, — половина четвертого утра — самое время для подобных посещений. Несчастная жертва (то бишь я) сладко спит и видит последний предутренний сон, даже не догадываясь о своей незавидной дальнейшей судьбе. А значит, работа не будет сложной.
Ага, как бы не так! Разогнались! Несчастная жертва уже третий час сидит в темноте, греет ладонью ребристую рукоять снабженного «глушаком» пистолета и размышляет о том, не ошиблась ли она в своих мрачных предчувствиях. Увы, не ошиблась! Меня решили «зачистить»...
Уж не знаю, кто непосредственно отдал приказ о ликвидации (хотя кое-какие предположения на сей счет у меня конечно же имеются) и кому поручили собственно исполнение, но спасибо, хоть не стали взрывать в машине или устраивать какую-нибудь подобную пакость — я, знаете ли, хочу быть похоронен целеньким, а не в виде обугленных фрагментов моего пока еще здорового тела. Да и перед соседями как-то неудобно — мне-то уже будет все равно, а им новые стекла в окна вставлять и объяснять детям, почему это убили такого хорошего «дяденьку с семнадцатой квартиры».
|