Pestis eram vivus - moriens tua mors ero.
Martin Luther
[При жизни был для тебя несчастьем;
умирая, буду твоей смертью [1] (лат.).
Мартин Лютер.]
Ужас и рок преследовали человека извечно. Зачем же в таком случаеуточнять, когда именно сбылось то пророчество, к которому я обращаюсь?Достаточно будет сказать, что в ту пору, о которой пойдет речь, в самыхнедрах Венгрии еще жива и крепка была вера в откровения и таинства учения опереселении душ. О самих этих откровениях и таинствах, заслуживают ли онидоверия или ложны, умолчу. Полагаю, однако, что недоверчивость наша (какговаривал Лабрюйер [2] обо всех наших несчастьях вместе взятых) взначительной мере "vient de ne pouvoir etre seule" [Проистекает от того, чтомы не умеем быть одни (франц.).]. [Учение о метемпсихозе решительноподдерживает Мерсье [3] в "L'an deux mille quatre cents quarante", а И.Дизраэли говорит, что "нет ни одной другой системы [4], столь же простой ивосприятию которой наше сознание противилось бы так же слабо". Говорят, чторевностным поборником идеи метемпсихоза был и полковник Итен Аллен [5],один из "ребят с Зеленой горы".]
Но в некоторых своих представлениях венгерская мистика придерживаласькрайностей, почти уже абсурдных. Они, венгры, весьма существенно отличалисьот своих властителей с Востока. И они, например, утверждали: "Душа" -(привожу дословно сказанное одним умнейшим и очень глубоким парижанином) -"ne demeure qu'une seule fois dans un corps sensible: au reste - un cheval,un chien, un homme meme, n'est que la ressemblance peu tangible de cesanimaux" [Лишь один раз вселяется в живое пристанище, будь то лошадь,собака, даже человек, впрочем, разница между ними не так уж велика(франц.).].
Распря между домами Берлифитцингов и Метценгерштейнов исчисляла своюдавность веками. Никогда еще два рода столь же именитых не враждовали таклюто и непримиримо. Первопричину этой вражды искать, кажется, следовало всловах одного древнего прорицания: "Страшен будет закат высокого имени,когда, подобно всаднику над конем, смертность Метценгерштей-навосторжествует над бессмертием Берлифитцинга".
Конечно, сами по себе слова эти маловразумительны, если не бессмысленнывообще. Но ведь событиям столь же бурным случалось разыгрываться, и притомеще на нашей памяти, и от причин, куда более ничтожных. Кроме же всегопрочего смежность имений порождала раздоры, отражавшиеся и нагосударственной политике. Более того, близкие соседи редко бывают друзьями,а обитатели замка Берлифитцинг могли с бойниц своей твердыни смотреть прямов окна дворца Метценгерштейн. Подобное же лицезрение неслыханной у обычныхфеодалов роскоши меньше всего могло способствовать умиротворению менееродовитых и менее богатых Берлифитцингов. Стоит ли удивляться, что при всейнелепости старого предсказания, из-за него все же разгорелась неугасимаявражда между двумя родами, и без того всячески подстрекаемыми застарелымсоперничеством и ненавистью. Пророчество это, если принимать его хотьсколько-нибудь всерьез, казалось залогом конечного торжества дома и такболее могущественного, и, само собой, при мысли о нем слабейший и менеевлиятельный бесновался все более злобно.
Вильгельм, граф Берлифитцинг, при всей его высокородности, был к томувремени, о котором идет наш рассказ, немощным, совершенно впавшим в детствостарцем, не примечательным ровно ничем, кроме безудержной, закоснелойненависти к каждому из враждебного семейства, да разве тем еще, что былстоль завзятым лошадником и так помешан на охоте, что при всей егодряхлости, преклонном возрасте и старческом слабоумии у него, бывало, что нидень, то снова лов.
Фредерик же, барон Метценгерштейн, еще даже не достиг совершеннолетия.Отец его, министр Г., умер совсем молодым. Мать, леди Мари, ненадолгопережила супруга. Фредерику в ту пору шел восемнадцатый год [6]. В городахвосемнадцать лет - еще не возраст; но в дремучей глуши, в таких царственныхдебрях, как их старое княжество, каждый взмах маятника куда полновесней.
В силу особых условий, оговоренных в духовной отцом, юный барон вступалво владение всем своим несметным богатством сразу же после кончиныпоследнего. До него мало кому из венгерской знати доставались такие угодья.Замкам его не было счета. Но все их затмевал своей роскошью и грандиозностьюразмеров дворец Метценгерштейн. Угодья его были немерены, и одна толькограница дворцового парка тянулась целых пятьдесят миль, прежде чемзамкнуться.
|
