ПРОЛОГ
Едва уловимый запах дыма плыл в морозном воздухе. Оседал на губах, словно мерзкий привкус от негодящих зерен в горшке с чечевичной кашей. Не нужно быть охотничьим псом, чтобы отличить горечь пожарища от щекочущего ноздри дымка над печной трубой.
- Никак вновь гостюшки с того берега припожаловали? - крякнул Птах и ни за что ни про что огрел буланого маштака плеткой.
- А, волчья кровь! - сплюнул на белоснежную, как подвенечный плат, обочину Грай. - Не сидится им! - И проверил, легко ли ходит кончар в потертых ножнах.
- Вон за тем гаечком - Гмырин хутор, - пробормотал Птах в густые усы. - Квас у него знатный. Значится так, молодой, вертайся к Меченому, а я погляжу - чего да как.
Грай кивнул и, вспомнив горячий норов напарника, коротко бросил:
- Дык, это... На рожон не лезь, дядьку...
- Не учи отца детей строгать. Дуй давай!
Младший порубежник хмыкнул, кивнул и, развернув мышастого коня на месте, тычком шпор выслал его в намет. Хрусткий наст только зашелестел под копытами.
Морозная мгла позднего зимнего вечера врывалась в ноздри, оседала ледяными каплями на выбившемся из-под мохнатой шапки чубе. Стаей вспугнутых воробьев заметался между вязами цокот подков, горстью битых черепков взлетел к белесой, просвечивающей сквозь пелену облаков, краюхе месяца.
Когда силуэты порубежников - два десятка и еще пятеро - вынырнули из сумрака, Грай осадил коня. Пятьдесят настороженных глаз глянули исподлобья, двадцать четыре бойца потянулись к мечам. Все, кроме одного. Но безоружный реестровый чародей Радовит даром казался безопасным, мог и алым огнем супостата полоснуть, а мог - и небесной белой молнией.
- Похоже, беда, пан сотник! - Грай вздыбил коня, останавливаясь.
- Ну? Чего там? - встрепенулся худой лицом, длиннорукий и плечистый Войцек Шпара, по кличке Меченый. Своим прозваньем богорадовский сотник обязан был кривому шраму через всю щеку - от виска до края верхней губы - след, оставленный моргенштерном зейцльбержского рыцаря-волка.
- Похоже, разбойники из-за реки хутор пожгли!
- Н-н-неужто Гмыря? - враз сообразил, да не сразу выговорил командир порубежников. Войцек с детства заикался, что не мешало ему исправно выполнять обязанности урядника, полусотенника, а после и сотника. Многие в его возрасте уже в полковниках ходили, ну, на худой конец, в наместниках. Его же с повышением в чине пока обходили. Кто знает, не из-за косноязычия ли? Кому нужен полковник, запинающийся в разговоре?
- Дык, вроде как его... Птах глянуть поскакал. Меня упредить отправил..
- Д-добро, - Меченый кивнул, кинул через плечо. - Закора!
- Тута! - хрипло откликнулся коренастый воин с блеклыми рыбьими глазами и соломенными усами.
- Со своим десятком жми через лес, на-напрямки. Зайдешь от Ленивого оврага. И чтоб ни один не ушел, в-волчья кровь!
- Будет сполнено!
Не сбавляя хода, десяток Закоры сошел с наезженной тропы и углубился в лес. Убранные инеем ветви сомкнулись за их спинами ровно занавесь в богатой светелке.
- За мной, односумы! - Войцек потянул кончар из ножен, нагнулся над конской холкой. - Врежем гостям незваным по самые...
Отряд сорвался в галоп, на ходу перестраиваясь клином. Меченый на острие, позади него, прикрываемый справа и слева закаленными рубаками, - Радовит. После два ряда - пять и семь бойцов. По краям, на крыльях клина - стрелки со взведенными арбалетами.
Да только напрасно порубежники ярили себе душу лихим посвистом, растравляли сердце для лютого боя. Над сожженным хутором безраздельно царила тишина. Словно сгинули все звуки в одночасье, растворились в едкой дымной горечи.
Сенник, овин и хлев сгорели начисто, ровно и не было ничего. Три стены бревенчатой избы рухнули, четвертая стояла вся обугленная. У опрокинутого плетня переступал с ноги на ногу, тихонько отфыркиваясь, мохногривый буланый. На плетне сидел, нахохлившись, Птах. Мял в пальцах снежок. Заприметив конных, махнул рукой. Мол, все чисто, не метушитесь.
- Чего это он какой-то не такой?.. - вполголоса поинтересовался Радовит.
- Птахова м-мать двуродной сестрой Гмыриной старухе б-будет, - не разжимая зубов, отозвался Меченый и возвысил голос до звучной команды: - Спешиться! Подпруги послабить, коней водить. Грай, Сожан - в дозор. Закоре знак подай, а то вызвездится ни к селу, ни к городу.
Сам упруго, словно дикий камышовый кот, спрыгнул на снег. Бросил поводья на руки самому молодому из порубежников, безусому еще Бышку. Медленно стянул с головы волчью шапку с малиновым верхом. В лунном свете сверкнула длинная седая прядь у левого виска. Осторожно ступая по взбитой чужими сапогами и копытами грязи, талой луже у пожарища, пошел вперед.
|
