ПРОЛОГ.
Боль - это ещё пустяки, её так легко притупить, а притупивши, и вовсе отключить... Регенерация - вот что мерзко. Человеки так люто завидуют эльфийской живучести... Знали бы, чем она оплачивается.
Переломанные кости, разорванные мышцы, рассечённая кожа шевелятся сами по себе, ищут утраченное единство, смыкаются с тошнотворным чмоканьем, срастаются с до жути противным скрежетом, которое слышишь только ты, ты один. Можно убрать боль, но не чувство тела, не способность ощущать.
После придёт холод - глубокий, бескрайний, непросветный. Держится он недолго, минуты три, но даже одно мгновение возвратного холода - очень много, ведь это холод самой смерти. Озноб от её прощального прикосновения не отпускает целую неделю, и ничто не в силах его прогнать - ни жаркие любовные ласки, ни крепчайший ром, ни обжигающе-горячий кофе.
Дариэль открыл глаза. Чахлые деревья чужого города лениво покачивают лысоватыми ветвями. Деревья... Даже человеки знают - где бы эльфу не довелось жить, умирать он обязательно будет под деревом. Но сегодня от смерти удалось откупиться холодом. Дариэль вернулся с самого края бытия. Взор заволокло серым туманом, временная слепота - верная спутница регенерации.
Шаги. Двое. Человеки. Мужчина и женщина.
- Смотри, - сказала человечица, - пьяный эльф валяется. - В голосе явственно звучит удивление, словно эльфа видит впервые в жизни.
- Хелефайя, - поправил мужчина. - Эльфы - сказочные персонажи, маленькие человечки со стрекозиными крылышками. А эти себя хелефайя называют. Слово "эльф" - полуругательство-полудразнилка, вроде как для нас назвать итальянца макаронником, а немца - колбасником или пивохлёбом.
- У него волосы чёрные, - заметила женщина. - Я думала, что эльфы... хелефайи, - поправилась она, - золотоволосые.
- Золотоволосые - это лайто, светлые хелефайи, а он - дарко, тёмный. Но что бы ваши легенды ни болтали, разницы между ними никакой, всё один пёс.
- Вот как... - в голосе человечицы прозвучала нотка разочарования. - Я думала, лайто и дарко - разные племена.
- Ещё скажи "добрые и злые эльфы", - хмыкнул мужчина. - Нет, они одним племенем живут. И если владыка тёмный, то владычица обязательно светлая, и наоборот. Закон такой. В одном племени дарко и лайто всегда более-менее поровну. Хотя их никто и не считает, само собой получается. Говорю же тебе, разницы никакой.
Женщина с Технической стороны мира, а мужчина - местный, со Срединной.
- Весь Гавр заполонили, сволочь остроухая, - зло сказал человек.
- Морис, - испуганно воскликнула человечица, - он не пьян. Его избили! И как зверски...
- Эльфийская банда, больше некому, никто другой хелефайю отметелить не сумеет, только свои. - Мужчина скверно выругался, извинился перед спутницей и пояснил: - Три четверти криминала - их работа. Жестокие до невероятия. Между собой разбирались, человек давно бы сдох, а этим тварям всё нипочём.
- Морис, надо в полицию позвонить. И в скорую помощь.
- Обойдётся. Регенерирует.
- Морис, он не похож на бандита, скорее на жертву.
- А как же... Не бандит, так холуй бандитский, "шестёрка". Огрёб за нерасторопность в услужении. Или у своих же своровал, крысёныш длинноухий.
- Но если...
- Никаких "если", - отрезал мужчина. - Порядочные хелефайи в одиночку никогда не ходят, минимум по четверо, и с местным провожатым, из полиции или турагенства. Это вышвырок. Изгой. Его из племени выперли, за дела хорошие. Таких здесь полно, вся шваль на Серединную сторону лезет, на Магической им не живётся.
- И за что из племени изгоняют? - спросила женщина.
- За убийство, за наркоторговлю. Ещё нарушение тарго, табу такое хелефайское, но это редко бывает, по большей части - наркота и трупы. А тут они во всю разворачиваются, житья нет от сволочи остроухой.
- Мерзость какая, - ответила человечица. - Даже здесь этой мерзостью людей травят. - Голос дрожит от гадливости, наркотики для неё не просто абстрактное зло, здесь слышно давнее, но всё ещё глубокое горе.
"Они добьют меня", - понял Дариэль.
- Пошли отсюда, - сказал человек. - Хватит на дерьмо смотреть.
"Да благословят вас все человеческие боги за вашу доброту", - подумал Дариэль вслед уходящим человекам. Ему дозволили жить. Его не добили.
- Лезут и лезут, - слабо доносилось ворчание мужчины. - Как мухи на мёд...
Мёд. Дариэль едва слышно застонал. Единственное, что способно прогнать белый, то есть смертный озноб - мёд.
|
