ТЮРЬМА
Рождение всегда ужасно. Оно несет в себе страх неизвестности и боль действительности. Через бесконечное пространство, сквозь бездонную пропасть океана времени, падая вниз, теряя ориентиры, сжимаясь до точки, душа падает в наш мир, получая вместо огромной Вселенной маленькую и неудобную, практически ничем не защищенную телесную оболочку. До рождения ее мир был необъятен, а возможности безграничны, а после – он сузился до маленького кусочка пространства, видимого сквозь иллюминаторы глаз, еще к тому же и искаженного несовершенной зрительной системой. Нет, сама, по своей воле душа ни за что в жизни не согласилась бы на такие муки. Их можно выдержать либо для великой цели, либо в качестве наказания за какие-то неведомые нам грехи, ибо телесная оболочка – как тесная клетка, в которой заперли бессмертную душу.
Искалеченные, обессиленные от нечеловеческой боли рождения, души всеми силами стремятся вырваться, вернуться обратно, опять обрести свободу. Но их сил хватает лишь на слабый стон отчаянья, превращаемый новым, чуждым телом в крик. А на бессмысленном, варварском языке прозвучит: «Поздравляем, ребенок родился здоровым».
Клетка. Тюрьма. Окно – глаза прикрыты многочисленными фильтрами, искажающими действительность. Слух позволяет слышать только то, что могут уловить слуховые анализаторы, но они тоже крайне несовершенны. И что остается? Органов чувств так мало, а их возможности так ограничены, что бедная душа практически ничего не знает об окружающем мире. Остается только пресловутое шестое чувство, или интуиция. Но она развита не у всех. Интуиция – это единственное, что осталось у души от прежних способностей. Души по-разному переносят переход в этот мир: одни теряют все, у других остается чуточку способностей, и тогда их называют гениями, у некоторых остается способность видеть больше, чем позволяют несовершенные зрительные анализаторы, и тогда мы называем их ясновидцами, а некоторые души при рождении были лишь слегка оглушены и сохранили некие обрывки памяти о мире и способность думать. Последние встречаются крайне редко – одна на несколько тысяч, может быть, даже на миллион. Мы называем их святыми.
Вначале, при рождении все попадают в равные условия. В относительно равные, потому что души, они ведь тоже бывают сильными и слабыми, более или менее мудрыми. Говорят, что гениями становятся только после какой-то травмы: родовой ли, или полученной в стихийном бедствии, как то удар молнией или попадание в центр торнадо. Никто толком не может объяснить, что происходит с ними там, но тело меняется настолько, что душа получает возможность развиваться, проявить всего лишь малую толику своих возможностей. Но даже эта малость, эта микродоля истинных способностей души возносит ее на практически недоступную высоту для остальных, томящихся в заключении, душ.
Время в ограниченном пространстве телесной оболочки течет и воспринимается совершенно по-другому, нежели время, когда душа свободна. Свободная душа не покоряется, ибо нельзя покорить бессмертную душу, она просто приспосабливается к своей индивидуальной тюрьме, обживается в ней, каждая по-своему. Одни стараются украсить и модернизировать, создать из своей камеры максимально комфортное жилище, - задача, практически невыполнимая, учитывая условия жизни души до ссылки-рождения. Другие, испытав огромный страх при рождении, бояться новых, особенно неожиданных переходов и всячески стараются обезопасить свое жилище: укрепляя его мускулы и тренируя реакцию неуклюжих конечностей. Третьи вообще пускают все на самотек, никак не заботясь о своей тюрьме. Смирившись, они просто живут, ожидая конца срока заключения. А есть и такие, которые не только не стараются извлечь максимальную выгоду даже из такого незавидного положения, как заключение, но и всячески усугубляют его, соблюдая установленный такими же, как и они, узниками, тюремный режим, ограничивая себя, кроме неуклюжего тела еще и массой искусственных правил и ограничений, надеясь, что за это им уменьшат срок. Наивно, ибо правила установлены не ими. Как дети, которые думают, что если они сами станут в угол, вместо того, чтобы пойти погулять, то мама разрешит им съесть целый килограмм мороженного. А мама, даже не догадываясь об этом, просто удивляется, почему в детской стало так тихо.
Человечество, в надежде снискать снисхождение, изобрело достаточно большое и крайне разнообразное количество правил и ритуалов содержания своей камеры-тела. Сходные взгляды на тюремный режим классифицировались и объединялись в религии, а правила для верности (чтобы не забыть!) записывались в строгие книги и становились догмами. Ограниченная несовершенным телом душа оплеталась еще и плотной сетью религиозных правил, сковывалась цепью ритуалов. Узкое, ввиду несовершенства зрительных органов, окно во внешний мир закрывалось еще одной шторой догм и ограничений. Не оставалось никакой иллюзии того, что тело, пусть и несовершенное, может стать неким подобием дома, в котором некоторое время вынуждена жить и обязана развиваться душа. Тюрьма должна оставаться тюрьмой.
|