Глава 1
Гроза накрыла Москву внезапно. Только что небо было чистым и безоблачным, как вдруг, в одночасье, все почернело, и на город налетела низкая растрепанная туча. Ветер единым нервным порывом прижал к земле не только траву и мелкий кустарник, но и небольшие деревья. Потом все стихло, и вдруг сияющая молния распорола огромную тяжелую тучу от горизонта до горизонта, ударил небывалой силы гром, и тотчас в землю, как стеклянные стрелы, вонзились тугие струи ливня. Все живое, способное передвигаться, бросилось под защиту рукотворных и естественных укрытий. Растения, которым некуда было деться от разгула буйной стихии, какое-то время еще пытались ерепениться, но вскоре покорились небесным водам и безвольно склонились к земле, мокрые и поникшие.
Ливень бурно пузырился в тотчас появившихся лужах, освобождая небо от своей непомерной тяжести. Небо теряло мрачную силу, делалось выше, светлее, так что начало казаться, что вот-вот все кончится. Однако опять ударил страшной силы гром небесный, жестяной бочкой покатился над крепостью и городом, потом еще долго ворчал далекими раскатами. И новые потоки вод пали на не успевающую их принимать землю.
Между деревянными кремлевскими тротуарами кипели мусорные водные струи, стремительно стекая по естественным уклонам вниз, к могучим кирпичным стенам. Казалось, теперь этому не будет конца, но неожиданно в образовавшуюся в черной пелене прореху выглянуло солнце, и все вокруг вспыхнуло, заблестело, и небо загорелось двойной радугой.
- Хорошо-то как! - радостно воскликнул молодой московский царь, вошедший в историю под смутным именем Лжедмитрий I. - Люблю грозу и хорошую брань, - добавил он, отходя, пьяно покачиваясь, от открытого настежь окна. - А ты, окольничий, любишь грозы?
- Нет, не люблю, - ответил я, - они слишком опасны. У вас в Польше уже начали делать громоотводы?
- Чего делать? - не понял он вопроса.
- Громоотводы, - вяло повторил я. - Это такие железные штыри, по которым молнии уходят в землю.
- Первый раз о таком слышу. Как это гром и молния могут уйти в землю?
- Могут, - не вдаваясь в подробности, ответил я, пытаясь сквозь винные пары вспомнить, когда появились первые громоотводы.
- Объясни, - попросил Лжедмитрий.
Я сосредоточился, старясь не растерять остатки твердой памяти:
- Был такой человек по имени Франклин, - наконец ответил я, припомнив, кто изобрел громоотвод, - это он первым заметил, что молния может спускаться по железному пруту в землю.
- Почему я о нем ничего не знаю? - удивился широко образованный государь.
- Он жил давно, лет двести-триста назад, - объяснил я, не вдаваясь в подробности, от какого века считаю, от двадцать первого или семнадцатого.
- Этот Франк, из какой стороны? - продолжил приставать Лжедмитрий. - Из Парижской?
- Нет, он американец, - честно сознался я.
- Это где такая земля? - опять вскинулся любознательный монарх.
- Америка малоизвестная страна, там сейчас живут одни индейцы, - продолжил я нести пьяный бред. Выпили мы с государем уже столько, что вполне можно было переходить к выяснению, кто кого больше уважает, а не разбираться с физическими процессами и географией. - Ты мне лучше скажи, почему о тебе ходят разговоры, что ты в детстве птичкам глазки выкалывал?
- Бориска оговорил, - легко переключился он с американской на отечественную историю, - никаким птичкам я ничего не выкалывал. Годунов сам сволочь и вор, приказал меня зарезать, только ничего у него получилось. Битяговских подослал! Вот тебе, - добавил он, показав кукиш, не покойному Борису Годунову, а почему-то мне. - Вот ты кто? Окольничий?
- Ну, - подтвердил я.
- А почему тогда не наливаешь?
- Потому что я не стольник и не кравчий, к тому же мы уже и так слишком много выпили, - благоразумно заметил я.
- Водки много не бывает, - изрек вечную русскую истину польский ставленник на русском престоле. - Давай еще по немного.
- Ты еще скажи по граммулечке.
- Опять начинаешь заговариваться? - строго спросил монарх. - Тебе русский царь говорит: наливай, значит наливай!
- Ладно, только это последняя, а то ты не от яда помрешь, а от пьянства. Я и так тебя, считай, с того света вытащил...
То, что нового русского царя попытались отравить, я почти не сомневался. Скорее всего, это за завтраком ему намешали в еду какой-то дряни. Когда я утром явился во дворец, Дмитрий был здоров и весел, а потом его так скрутило, что было страшно смотреть: лицо и тело пошли пятнами, начались желудочные колики, и поднялась высокая температура. Я полдня отпаивал его молоком, а потом применил свою экстрасенсорику. К вечеру он пришел в себя настолько, что решил отпраздновать выздоровление. Чем мы с ним в данный момент и занимались.
|
