Цвет лица у нее был такой, что поверить в ее испуг, о коем она без устали твердила, было трудно.
- Может быть, вам не все еще ясно, - повторяла она, заламывая руки, хотя я и просил оставить это занятие. - Я ничего не выдумываю, ну правда же, ничего. Но поймите: если они оклеветали меня один раз, это доказывает, что они и дальше будут действовать в том же духе.
На меня больше повлияла бы парфюмерия: щеки в пятнах краски внушили бы наблюдателю трогательную истину: сердце перебрасывает избыточную кровь с места на место. А так ее вид заставил меня вспомнить картинку из календаря на стенке таверны "Обеды у Сэма": круглолицая девица, одна рука держит ведро, другая возлежит на боку у коровы, которую героиня только что выдоила или вот-вот начнет доить. Это была она, один к одному: и по цвету лица, и по комплекции, и по девственной наивности.
Перестав заламывать руки, она воздевала ввысь крепенький кулачок.
- Неужто он и впрямь надутый индюк? - восклицала она. - Они появятся через двадцать минут. До той поры я должна его повидать. - Тут она вдруг вскочила со стула. - Где он? Наверху?
Подозревая, что она способна на нервные вспышки, я предусмотрительно занял позицию на подступах к прихожей.
- Перестаньте, - посоветовал я ей. - Стоит вам встать - и сразу заметно, что вы дрожите. Я это увидел, как только вы вошли. Садитесь. Хотел бы объяснить вам следующее. Эта комната - контора мистера Вульфа, а вот все остальные части этого здания - это обитель. С девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести пополудни он всецело поглощен домашними утехами, преимущественно орхидеями, там, наверху, в оранжерее. И, между прочим, куда более солидные люди, чем вы, вынуждены с этим считаться. Ну ладно, хоть я и мало с вами общался, а вы мне симпатичны. Поэтому я сделаю вам поблажку.
Присядьте - и уймите дрожь. Сейчас я поднимусь к нему и расскажу о вас.
- Что же именно?
- Напомню, что человек по имени Фердинанд Поул позвонил нынче утром и выговорил себе аудиенцию - себе и еще четверым; они должны явиться к мистеру Вульфу, то есть сюда, к шести часам, то есть через шестнадцать минут. А еще я скажу ему, что вы, мисс Одри Руни, одна из упомянутой четверки, что вы очень хороши собой, а в придачу к этому еще и милы - разумеется, время от времени.
Ну, и добавлю, что вы перепуганы до смерти, потому что они камуфляжа ради кивают на Талботта, но на самом деле намерены повесить все на вас...
- Не все они...
- Ладно, пускай кое-кто из них. И конечно же я скажу ему, что вы неслись сюда наперегонки со временем, дабы повидать его один на один и оповестить, что не убивали никого на свете, в особенности же Зигмунда Кейса, и поручить ему установить над этими вонючками строгий ястребиный контроль.
- Неужто я выгляжу такой дурочкой?
- Ладно-ладно, в свой доклад я вложу максимум чувства...
Она вновь выпрыгнула из своего кресла, в три прыжка настигла меня, припечатала ладони к моим лацканам, откинула голову, чтоб перехватить мой взгляд.
- Что ж, вы тоже временами милы, - сказала она с оттенком надежды.
***
- Вы меня ко многому обязываете, - отпарировал я, направляясь к лестнице.
Говорил Фердинанд Поул.
Я созерцал его, сидя на стуле, развернутом спиной к моему столу; на левом фланге от меня, за своим столом, пребывал Вульф. Поул был почти вдвое старше меня. Он сидел в кресле красной кожи впритык к торцу Вульфова стола; ноги он скрестил, задравшаяся штанина открыла взгляду пять дюймов голой кожи и носки без подтяжек - а так в нем не было ничего, на чем могло бы задержаться внимание, ну, разве морщины на лице, и, кстати, ничего, на что можно было бы обратить симпатию.
- Итак, вот момент, всех нас объединивший, - говорил он высоким, визгливым голосом, - и собравший всех вместе здесь: единодушное, убеждение:
Зигмунда Кейса убил Виктор Талботт, а также наша уверенность...
- Не единодушная, - послышалось возражение.
Мягкий голос был приятен для ушей, а внешность его обладательницы - для глаз. Ее подбородок, например, напрашивался на всяческие похвалы, откуда б вы его ни изучали. Единственной причиной, почему я не усадил ее на стул в соседстве с собой, были недоуменно воздетые брови, коими она ответила по прибытии на мою радушную улыбку; тогда я, естественно, решил игнорировать ее, пока она не усвоит правила приличия.
- Нет, не единодушная, Ферди, - повторила она.
- Но вы ведь сказали, что солидарны с нами, одобряете цели нашего приезд
|
