Глава 1
Понедельник - на выставке цветов. Вторник - на выставке цветов. Среда - на выставке цветов. И это я, Арчи Гудвин. Как же так?
Я не отрицаю - цветы приятны, но миллион цветов вовсе не в миллион раз приятнее одного-единственного. Вот устрицы - вкусная штука, но кому же придет в голову съесть содержимое целого бочонка?
Я не особенно возмущался, когда Ниро Вульф послал меня туда. Я отчасти ожидал этого. После шумихи, поднятой вокруг выставки воскресными газетами, было ясно, что кому-то из наших домашних придется пойти взглянуть на эти орхидеи. А раз Фрица Бреннера нельзя отделить от кухни так надолго, а самому Вульфу, как известно, больше всего подходит кличка Покоящееся Тело, вроде тех тел, о которых толкуют в учебниках физики, было похоже, что выбор падет на меня. Меня и выбрали.
Когда Вульф в шесть часов спустился из оранжереи и вошел в контору, я отрапортовал:
- Я видел их. Украсть образчик было невозможно.
Он ухмыльнулся, опуская себя в кресло:
- Я и не просил тебя об этом.
- Никто и не говорит, что просили, просто вы ждали, что я сделаю это.
Их три - они под стеклянным колпаком, и рядом прохаживается охранник.
- Какого они цвета?
- Они не черные.
- Черные цветы никогда не бывают черными. Какого они цвета?
- Ну, - я раздумывал, - представьте себе кусок угля. Не антрацит, а просто каменный уголь.
- Но он черный.
- Минутку. Полейте его темной патокой. Да, так будет похоже.
- Тьфу. Ты не можешь точно определить этот цвет. И я не могу.
- Что ж, пойду куплю кусок угля, и мы попробуем.
- Нет. А лабеллии там есть?
Я кивнул.
- Да, патока поверх угля. Лабеллий много, не такая масса, как аурей, но почти столько же, сколько труффаутиан. Возле пестика орхидеи они слегка оранжевые.
- Никаких следов увядания?
- Нет.
- Завтра отправляйся туда опять и посмотри, не вянут ли лепестки у самого основания. Ты знаешь обычные признаки. Я хочу знать, брали ли с них пыльцу.
Вот так я оказался там снова во вторник после ленча. Тем же вечером, в шесть часов, прибавил несколько деталей к моему описанию и доложил, что признаков увядания нет.
Я уселся за свой стол напротив Вульфа и постарался придать холодность взгляду.
- Не будете ли вы так добры объяснить мне, - обратился я с любезной просьбой, - почему женщины, которые ходят на цветочные выставки, все на один манер - их ни с кем не спутаешь? По крайней мере на девяносто процентов.
Особенно если смотреть на ноги. Это что - правило? А может, им всем никогда не дарили цветов, они потому и ходят - поглядеть? Или, может...
- Заткнись. Не знаю. Иди завтра туда опять и отыскивай признаки увядания.
Видя, как он мрачнеет с каждым часом, и все из-за трех дурацких орхидей, нельзя было не понять, что он уже дошел до ручки. И я снова отправился туда в среду, а попал домой не раньше семи.
Входя в контору, я увидел, что он сидит за своим столом с двумя пустыми пивными бутылками на подносе и наливает в стакан из третьей.
- Ты заблудился? - осведомился он.
Я не стал обижаться, понимая, что внешний мир Вульф представляет себе довольно смутно. Пожалуй, он досиделся в своей берлоге до того, что и не поверил бы, что человек в состоянии преодолеть несколько кварталов без посторонней помощи. Я объяснил, что никаких признаков увядания не обнаружил.
Сев за свой стол, я просмотрел почту, а потом поднял на него глаза и сказал:
- Я подумываю о женитьбе.
Его полуопущенные веки не шевельнулись, но я заметил, что взгляд его изменился.
- Мы могли бы поговорить откровенно, - продолжал я. - Я прожил в этом доме больше десяти лет, составлял ваши письма, защищал вас от телесных повреждений, заботился, чтобы вы не спали постоянно, снашивал шины вашего автомобиля и собственные ботинки. Рано или поздно одно из моих поползновений жениться должно оказаться не
|
