ПРОЛОГ
Камера напоминала склеп. Забранное "неводом" окно отсутствовало, на
цементной шубе, покрывавшей стены, проступали отвратительные бурые пятна, а к
неизбежному в неволе смраду параши мешались запахи гниющей заживо плоти.
Временами неподалеку раздавались звуки ударов, слышались человеческие крики,
однако людей в сиреневых коверкотовых гимнастерках все эти мелочи не трогали.
Внимание их было приковано к центру камеры, где на железном стуле с
вмурованными в бетонный пол ножками горбился грузный, совершенно седой мужчина.
Возраст сидящего был неуловим. От пережитой муки его лицо превратилось в
землистую маску с изуродованным носом, разбитые в кровь губы не скрывали
спиленных наполовину зубов, а в заплывших от побоев глазах читалось только одно
- горячее желание скорейшего конца.
- Ну как, Кобылянский, вспомнили? - Рыжеволосый крепыш с майорскими
ромбами на петлицах ощерился почти ласково и задумчиво потер знак "Почетный
чекист" на своей гимнастерке. - Место сможете показать на карте?
Под руками хорошенькой девушки, чью высокую грудь плотно обтягивал
коверкот с сержантскими кубарями, "Ундервуд" застучал подобно пулемету,
хрустнул пальцами широкий, как шкаф, старший лейтенант у стены, и в повисшей
тишине послышался свистящий, лишенный всякой интонации шепот:
- Не помню, ничего я не помню...
- Ну что, очень жаль. - Майор вразвалку приблизился к арестанту и
стремительным движением сложенных особым образом ладоней ударил его по ушам. -
Ну а так вспоминаете?
Это были "лодочки", известный еще со времен ЧК - старый добрый прием
общения с неразговорчивыми, и сдавленный крик, моментально заполнивший камеру,
лишний раз подтвердил его эффективность.
- Стыдно, Кобылянский, орете, как баба. - Рыжий поморщился и, внезапно
коротко, без замаха, въехав арестанту в печень, да так, что того сразу
скрючило, обернулся к томившемуся у стены подчиненному: - Сева, давай поговори
с их высокоблагородием.
Снова девушка-сержант выстрелила из "Ундервуда" пулеметной очередью и,
поправив густые, стриженные "а-ля красная москвичка" волосы, неожиданно
скривила свой хорошенький носик - подследственный, которому стали перекрывать
кислород, обделался.
- Скажешь, скажешь, скажешь! - Старший лейтенант между тем вошел в раж и,
свалив Кобылянского на пол, принялся носком хорошо "проваренного" хромового
сапога пинать его в пах. - Скажешь, сука, или загнешься!
Полковник поначалу на каждый удар отзывался громким криком и, повернувшись
на бок, инстинктивно пытался прижать к животу колени, однако постепенно вопли
уступили место стонам, и вскоре, сложившись пополам, он неподвижно замер.
- Засох, гад. - С неожиданной злостью рыжий чекист пнул бессильно
сведенное судорогой тело и принялся закуривать "Яву". - Ну-ка, Сева, освежи
его.
Сизоватое облачко медленно потянулось к облезшему потолку, запахло хорошим
табаком, и, не отрывая от подследственного взгляда, майор пустил сквозь усы
ощутимо плотную струйку дыма, - сколько трудов стоило приволочь этого не
добитого монархиста аж из Китая, и, оказывается, только для того, чтобы нынче
он играл в молчанку. А ведь кое-кто наверху - подумать даже страшно, кто
именно, - с нетерпением ждет результата и, если будет он нулевым, очень даже
запросто может помахать своей знаменитой трубкой и прищуриться недобро: "Нэ
умеете работать, товарищи. Или нэ хотите?"
Тем временем, нисколько не смущаясь присутствием дамы, лейтенант
расстегнул галифе и стал мочиться полковнику прямо на лицо, что, впрочем, на
красавицу сержанта впечатления не произвело - видывала и не такое. Наконец
Кобылянский застонал, тело его судорожно забилось на мокром полу, и,
склонившись над ним, рыжий чекист ласково улыбнулся:
- Ну что, поговорим?
Ответом его не удостоили, и, мгновенно впав в ярость, он начал с бешеной
силой ввинчивать свой палец арестанту в ухо.
- Печенками рыгать будешь, контра!
Адская боль от пробитой перепонки согнула полковника дугой, он ощерил
осколки зубов, смачно выхаркнул кровавый сгусток мучителю в лицо и вдруг
зашелся в яростном крике: "Ненавижу!"
- Ладно. - Майор внезапно сделался спокоен. Утеревшись рукавом, кивнул
старшему лейтенанту: - Инструмент, Сева, неси, действуй.
Мгновенно в руках у того оказались пассатижи, и, крепко зажав привычным
движением нос арестанта, чекист принялся шкрябать рашпиле
|
