1	Маргит Сандему

1

   Никто на земле не был более одиноким, чем ма­ленький Хеннинг Линд из рода Людей Льда, ког­да морозным мартовским утром 1861 года он вернулся домой в пустую Липовую аллею.
   Все вокруг было замерзшим. Трава и кусты были покрыты сверкающим инеем. Надворные по­стройки белели в морозном тумане. Из ноздрей коня валил пар, когда он устало тащился по двору.
   Все тело одиннадцатилетнего Хеннинга ломи­ло от усталости. И застывшее выражение его лица свидетельствовало о полном смятении его чувств.
   Он не мог ни о чем думать. Не осмеливался. Не осмеливался смотреть в будущее, живя лишь текущим мгновением, действуя, но не рассуждая.
   В двуколке он вез свой драгоценный груз: но­ворожденных, уже лишившихся матери, двойня­шек Саги – Марко и Ульвара.
   Во дворе было тихо, совершенно тихо. Никто не встречал его. Может быть, никто сюда уже боль­ше не вернется?
   Нет, ни о чем не думать! Дети… Их нужно внести в дом. Только они имеют теперь для него значе­ние.
   За свою короткую жизнь Хеннинг узнал куда больше жестокостей окружающего мира, чем иной взрослый. Он боялся, что это еще начало.
   Он взял ребенка на руки. Ребенок хныкал. Он был завернут в шаль, которая была теплой на ощупь.
   Он увидел, что это был Марко. Удивительно красивый, темноволосый мальчик.
   Они были такие разные…
   Хеннинг крепко прижал к себе ребенка, ища ключ в потайном месте на стене. Ровно сутки прошли с тех пор, как они с Сагой выехали со двора, чтобы встре­тить его родителей. И как много событий произошло за эти сутки!
   Столько ужасных событий не произойдет и за целый год!
   Он открыл дверь. В доме было холодно.
   – Не бойтесь, – произнес он своим успокаиваю­щим детским голоском, – Хеннинг сейчас затопит печь.
   Он положил Марко на большую кровать с вы­сокими спинками. Это была кровать его родите­лей. После этого Хеннинг снова вышел.
   Он давно уже перестал плакать – времени на это не было.
   Несмотря на то, что он запретил себе думать, мозг его продолжал работать. «Вчера после обе­да… – помимо своей воли думал он. – Вчера во второй половине дня мы с Сагой узнали, что суд­но, на котором должны были прибыть мои мать и отец, бесследно исчезло. Вблизи Молена, страш­ной каменистой отмели, этого корабельного клад­бища Норвегии…»
   А потом, на обратном пути, случилось немыс­лимое! Он никогда не сможет понять этого, никог­да в жизни!
   Он взял на руки маленького Ульвара, стараясь не смотреть в гротескно-уродливое лицо. Дорож­ный плед, в который был завернут мальчик, тоже был теплым и защищал ребенка от ночного холода. Внеся в дом младенца, он положил его на кровать.
   – Конь… – сказал он, обращаясь частично к са­мому себе, а частично к новорожденным, словно извиняясь перед ними. – Сначала я должен по­ставить в конюшню коня, ему нельзя стоять на холоде. Я сейчас вернусь!
   И он торопливо отвел коня в конюшню и дал ему корм. В конюшню шло тепло от расположен­ного рядом хлева. Конь получил сено и благодар­ный, дружеский шлепок по ляжке.
   Коровы нетерпеливо мычали.
   – Я сейчас вернусь и подою вас, – пообещал им Хеннинг.
   И он снова вернулся к детям.
   Они кричали в нетопленом доме – маленькие, беспомощные, голодные.
   – Сейчас, сейчас… – сказал Хеннинг, не зная, за что взяться.
   Он явно нервничал. Во что их одеть? Как их накормить?
   Он принялся лихорадочно разжигать огонь в печи. И все это время мысль его предательски работала, хотя он и не отдавал себе отчета в том, о чем думал.
   Ему самому пришлось принимать роды. А Сага медленно угасала, истекая кровью. А потом…
   Неужели это было на самом деле? Два черных крылатых существа унесли ее еще до того, как она скончалась. Они снова дали ей жизнь, унеся ее к… Она сказала ему, что это был Люцифер? Черный ангел, который не был Сатаной?
   Но такого не могло быть! Не могло!
   Тем не менее она исчезла. Они забрали ее с собой, унесли в своих сильных руках. Осталось лишь двое детей. Это был дар Люцифера Людям Льда, сказали они. Черные ангелы коснулись жалких пеленок, в которые были завернуты новорож­денные, и ткань стала поразительно теплой – и это тепло сохранялось и теперь. И один из них положил руку на голову Хеннинга. И сказал, что Хеннинг должен занять теперь место избранного – а избранной ведь была Сага! Значит, Хеннинг дол­жен был занять место Саги? Но разве мог он это сделать?
   Он прикоснулся к своей груди. Там висела ман­драгора. Ее присутствие утешало и успокаивало его. И когда этот ангел коснулся Хеннинга, Хен­нинг почувствовал себя таким… таким сильным! Но это ощущение покинуло его, как только фигура ангела скрылась из виду, и он снова стал малень­ким, ужасно одиноким Хеннингом, на плечи ко­торого навалилась слишком большая ответствен­ность.
   В печи горел огонь, тепло распространялось по комнате.
   – Вы можете полежать так немножко? – озабо­ченно сказал он малышам. – Я пойду подою ко­ров, принесу вам молока, а то вы проголодались.
   В самом деле они были голодны. Они кричали изо всех сил. Ждать им оставалось совсем немно­го, но их жалобные крики пронзали насквозь его душу и сердце.
   Никогда он еще так быстро не доил коров!
   Он быстро раздал всем завтрак: сено коровам, помои свиньям, ячмень курам и так далее. Уборку помещения он решил сделать потом.
   И, словно заботливый нисс, он бросился бегом через двор с полными ведерками молока.
   Считая, что первым делом нужно накормить малышей, он оставил их лежать на постели, а сам стал наливать для них молоко. Сага говорила ему, что молоко должно быть слегка подогрето и сме­шано с водой.
   Но как ему покормить их?
   И когда он сидел на краю постели и пытался чайной ложкой вливать им в рот молоко, вошла Лине из Эйкебю.
   Это была худая, бледная женщина, выглядев­шая старше своих лет. Каждая линия в ее лице и теле свидетельствовала об усталости, во всей ее фигуре чувствовалось измождение. Жизнь, напол­ненная тяжелой и беспрерывной работой, вечное беспокойство – все это оставило свой печальный след. Ее муж хотел продать Эйкебю, которое те­перь простиралось до самого Гростенсхольма – или, вернее, до того, что было когда-то Гростенсхольмом. Лине нечего было сказать по этому пово­ду, ей оставалось только скорбеть о том, что ей придется покинуть отчий дом, поскольку Эйкебю было ее усадьбой, а не его.
   Жители Эйкебю всегда считали себя родствен­никами Людей Льда. И если кому-то из Людей Льда требовалась помощь по хозяйству, те всегда приходили. Уже целых пятьдесят лет ситуация была напряженной, после того, как Хейке зама­нил в Гростенсхольм вредоносных призраков. Но после того, как в это вмешалась Сага и прогнала серый народец восвояси, жители Эйкебю снова начали сближаться с Людьми Льда. Осторожно, испытывая угрызения совести, поскольку все эти долгие годы они изменяли своим «родственникам».
   – Господи! – воскликнула она, войдя в комна­ту. – Что это у тебя здесь такое?
   – Ах, Лине, помоги мне, они не хотят пить! – пожаловался ей Хеннинг. – Я так боюсь, что они погибнут из-за меня!
   – Чьи это дети? Фру Саги? Она уже родила? А где она сама? Ах да, она наверняка в постели…
   – Саги больше нет, – жалобно пропищал он.
   – Нет? Что ты хочешь этим сказать? Нет, поду­мать только, какой красивый малыш! Ты когда-нибудь видел такого? А второй… О, Господи, крест святой! Какой уродец! Не приведи Господь родить­ся таким! Я видела господина Хейке, но этот на­много уродливее! Но, Хеннинг, значит… О, Господи, значит, маленькая фру Сага… – ее голос понизил­ся до шепота, – … умерла?
   Хеннинг не в силах был вымолвить ни слова.
   – Но где же она? Наверху, в комнате?
   – Нет, – хрипло ответил он. – Она умерла но­чью. По пути сюда.
   – Она лежит… в карете?
   – Нет, она теперь далеко отсюда. Лине пыталась разобраться во всем, на это ушло несколько минут.
   – Так где же она? – спросила она наконец. – Мы должны привезти ее домой.
   Хеннинг был в панике. Не мог же он сказать, что два черных ангела забрали ее с собой!
   – Нет… – ответил он. – … Это не нужно делать. Там были люди. Думаю, что это кто-то из церкви. Они обещали похоронить ее…
   – Но ведь нужно было сначала…
   – Она была вся в крови.
   – Да, да, понимаю… – сбивчиво произнесла Лине. – А твои родители? Где они? Ведь не бу­дешь же ты один управляться с этими крикуна­ми?
   – Они скоро приедут, – торопливо ответил он. – Судно немного задержалось.
   Она уставилась на мальчика. Он был в доме совершенно один с двумя новорожденными деть­ми!
   И губы его дрожали.
   – Задерживается? – недоверчиво произнесла она. – Так много дней?
   – Беспокоиться нечего, – торопливо сказал он. – Судно не шло мимо Молена, оно направлялось дру­гим курсом…
   – Оно пропало?
   – Временно. В гавани все уверены в том, что его скоро найдут, но мы не могли ждать, потому что Сага почувствовала себя плохо и нам пришлось отправиться домой.
   Лине поняла, что он не в силах говорить об этом больше. Его застывшее лицо и явное нежелание от­вечать на вопросы свидетельствовали о том, что именно сейчас он больше всего опасался сочувствия и жалости. У этого мальчугана тоже была своя гордость!
   – Дети… – пробормотала она, поворачиваясь к ним. – Их нужно покормить.
   В этом не было никаких сомнений. Они отчаян­но кричали своими мяукающими голосами, что, впрочем, не мешало беседе.
   – Дай-ка подумать… – сказала Лине. – Есть ли в нашем округе какая-нибудь кормилица? Здесь столько много новых, приехавших из других мест семей, что я не знаю и половины из них! Нет, я ничего не слышала о кормилицах, но я узнаю. Во всяком случае, из ложки их кормить не следует. Но у меня дома есть рожок, из которого мы кор­мим телят… Я сейчас пойду и принесу его.
   Хеннинг опустился на стул. То, что новорожден­ным предстояло есть из бывшего телячьего рожка, казалось ему просто немыслимым.
   Слухи моментально распространились по всей округе. И к Хеннингу валом повалили любопыт­ные и желающие помочь.
   Они нашли кормилицу. Но она согласилась взять только красивого мальчика. С Ульваром она не желала иметь никакого дела. И бедный Хеннинг просто с ног сбивался, не зная, что ему делать.
   Вокруг большой кровати, на которой лежали дети, собрались женщины.
   – Настоящий ангелочек! – вздохнула одна из них, указывая на Марко.
   «Так оно и есть, – сердито подумал Хеннинг. – Рассказать, что ли, об отце мальчиков? Может быть, это их успокоит?»
   Но, разумеется, он ничего им не сказал.
   Дело шло к вечеру, он чувствовал себя уста­лым, но никому в голову не приходило подумать об одиннадцатилетнем мальчике, взвалившем на свои плечи такую огромную ответственность.
   Для маленького Марко принесли одежду. Но никто не хотел давать что-то для Ульвара. Хен­нинг попросил, чтобы мальчику принесли какую-нибудь старую одежду, и после долгого перешептывания женщины согласились. Но Хен­нингу пришлось самому одевать его. И Хеннинг принялся неуклюже одевать младенца, и у него защемило сердце, когда прикоснулся к безобраз­ному тельцу с уродливо-широкими, острыми пле­чами, погубившими Сагу.
   И вот оба мальчика лежали на кровати. Жен­щины прикрыли лицо Ульвара, чтобы не видеть его, но то и дело кто-то из них приподнимал по­крывало, чтобы потом с содроганием отвернуться.
   Кормилица хотела сразу же забрать Марко с собой. Но Хеннинг решительно возразил. Сев на постель возле новорожденных, он объяснил, что пообещал их умирающей матери не разлучать мальчиков.
   В конце концов кормилица согласилась прихо­дить несколько раз в день, потому что жила ря­дом.
   Бедный маленький Ульвар! Кто-то произнес: «Было бы лучше, если бы он умер», и все закива­ли. Одна только Лине из Эйкебю проявила понят­ливость. Она не нашла у себя дома примитивный детский рожок – и слава Богу! – но она научила Хеннинга, как кормить малыша с помощью намо­ченного в молоке льняного лоскута. Сама она не желала прикасаться к «дьявольскому отродью», потому что у нее была дома большая семья, кото­рая не могла лишиться ее. Хеннинг поблагодарил ее и стал разбавлять молоко водой, как говорила ему Сага. Взяв Ульвара на руки, он пошел с ним на кухню, и после множества неудачных попыток ему удалось научить мальчика сосать льняной лоскуток.
   Если бы только эти бабы не болтали без умолку о том, что Вильяр и Белинда погибли! Он не же­лал слушать их, ему хотелось заткнуть пальцами уши, но он не мог этого сделать, поскольку на ру­ках у него был мальчик.
   Узкие желтые глаза были устремлены на него, еще плохо видя, но они пристально смотрели ему в лицо. И гротескные черты его лица выражали нетерпение всякий раз, когда Хеннинг опускал лоскуток в миску с молоком.
   – Тебе не нужно бояться, Ульвар, – говорил он мальчику, – Хеннинг с тобой. Ты можешь положить­ся на меня, я твой друг, я не брошу тебя. Не слу­шай этих глупых баб, отец и мать скоро приедут, и тогда все будет прекрасно, потому что вы оба ужасно милые, ты должен это знать!
   Дьявольские глаза бесстрастно взирали на него.
   И он вспомнил, что сказали черные ангелы, стоя возле детей в ту тихую ночь: «Потомок одного из них вступит в борьбу с Тенгелем Злым. У второго мальчика иное предназначение. Оба они – дар нашего властителя Людям Льда».
   Кто из них кто?
   Хеннинг должен был ухаживать за обоими, от­носиться к обоим одинаково.
   Маленький Хеннинг. Он был слишком мал, что­бы понять, что с детьми так никогда не получает­ся. Родители, старающиеся быть совершенно справедливыми со своими детьми, все равно не­справедливы по отношению к кому-то из них. По­тому что у детей такие разные наклонности и они все воспринимают по-разному.
   Но вот оба малыша были накормлены, и жен­щины болтали так, что у Хеннинга трещала голо­ва. Близился вечер, ему уже хотелось спать, но разве у него было время для сна? Нужно было накормить животных и …
   Он вернулся в комнату, держа на руках малы­ша.
   И тут он обратил внимание, как одна из жен­щин сказала:
   – Фру Лие сейчас в округе. Теперь она в гостях у священника. Да, это точно она, владевшая рань­ше Элистрандом. Теперь она вдова. Она узнала о том, что тут случилось, и обещала придти сюда.
   Бабушка? У Хеннинга загорелись уши. В Биб­лии сказано: «Ты должен почитать своего отца и свою мать». Но о бабушках там ничего не говори­лось. Ведь он никогда не любил свою бабушку. Она относилась высокомерно к своей дочери, доб­рой маме Хеннинга – Белинде, а папу Вильяра презирала, потому что ему не удавалось навести порядок в Гростенсхольме. И когда они потеряли свое большое поместье, она пальцем не пошевели­ла, чтобы помочь им.
   Хеннинг боялся свою бабушку. Она подавляла его волю.
   А женщины тем временем обсуждали, кто боль­ше всего подходит для того, чтобы взять к себе маленького ангела Марко. И они совершенно не слушали слабых, беспомощных протестов Хеннин­га, говорящего о том, что братья не должны быть разлучены. Они считали, что поступают очень милосердно, оставив на попечение Хеннинга одно­го из мальчиков.
   И тут в комнате появилась фру Лие. Своим массивным телом, похожим на флагманский ко­рабль, она заслоняла всю дверь.
   – Хеннинг, мой внучек! – слащаво пробасила она. – Что случилось с твоими родителями? Они в самом деле утонули?
   Мальчик побледнел.
   – Нет, нет, – торопливо произнес он, – они только немного задержались.
   – Ну и угораздило же твоего безответственного отца взять в такое опасное плавание мою дочь! И вот теперь ты остался один, дитя! Разумеется, ты переедешь к нам! Я слышала, у тебя тут двое новорожденных. Двой­няшки Саги. Да, дружок, чего только тебе не пришлось пережить! И один из них меченый! Да, я всегда говори­ла своей дочери, чтобы она не выходила замуж за этих ужасных Людей Льда!
   Хеннинг не совсем понимал, что она имела в виду. Он был сыном Белинды и не считал себя неудачным ребенком. Ульвар был ребенком Саги. Саги из Швеции.
   Конечно, они были родственниками. В пятом колене. Все они были из рода Людей Льда. В этом она была права.
   Раздвинув себе путь через толпу женщин, фру Лие выпроводила их из комнаты равнодушным жестом руки и принялась рассматривать малы­шей. При виде Ульвара она вздрогнула, а при виде Марко нежно улыбнулась.
   – Очаровательный малыш! – сказала она. Потом, понизив голос до еле слышного шепота, едва шевеля губами, она сказала:
   – Сага жила одна, не так ли? И она принадле­жала к состоятельной ветви рода, это правда, Хен­нинг?
   –Да.
   – Значит, тебе тоже кое-что достанется?
   – Сага хотела, чтобы я дал каждому третью часть ее собственности, и я обещал это сделать, со скорбью в сердце произнес Хеннинг, считая, что деньги в данный момент – не самое главное.
   – Какая нелепость, – сказала фру Лие. – Бес­смысленно давать наследство такому уродцу, его нужно отдать в какой-нибудь дом. Ты должен раз­делить наследство с этим красивым маленьким мальчиком, это было бы справедливо. И вы пере­едете к нам, конечно же, ты не можешь здесь ос­таваться.
   – Не-е-ет! – отчаянно завопил Хеннинг. – Я должен жить здесь, чтобы ждать возвращения отца и матери.
   – Они не вернутся.
   – Они вернутся, – упрямо произнес он. – И я должен оставить здесь обоих мальчиков. Они дол­жны быть вместе! Я обещал это Саге.
   Весь день он воевал с целым полчищем баб, и даже Лине не пришла ему на помощь, потому что не желала иметь дела с Ульваром.
   И тут еще бабушка подошла к нему и схватила его за ухо, точь-в-точь, как она делала это с упря­мой Белиндой много лет назад.
   – Помолчи, мальчишка! – сквозь зубы проши­пела она. – Я всегда была права! А этого безоб­разного сосунка мы отправим в какой-нибудь дом, а потом…
   – Ничего не получится, – спокойно произнес чей-то голос.
   Они повернулись к двери; при этом бабушка по-прежнему крепко держала Хеннинга за ухо. В дверях стояла молодая женщина самой обычной внешности, полноватая, но со смелым и прямым взглядом. Она была одета в дорожное платье, у ног ее стоял чемодан.
   – Мне уже обо всем рассказали во дворе, Хен­нинг, – сказала она. – Я Малин, твоя шведская род­ственница в таком дальнем колене, что пришлось бы возвращаться к Тенгелю Доброму. Но мы оба из рода Людей Льда. Я дочь Кристера и внучка прославлен­ной Тулы. И я была лучшим другом Саги. Она напи­сала мне, что не нуждается в моей помощи, но из ее письма я поняла, что ей без меня не справить­ся. Поэтому я и приехала. И очень своевременно, как я понимаю.
   Оба в смущении слушали ее. Рука фру Лие упала вниз. Хеннинг не нашел, что ответить. По­этому Малин продолжала:
   – Вовсе не следует разделять двойняшек, фру Лие. Они останутся на Липовой аллее у Хеннинга, и я буду помогать ему. И мы вместе будем ждать возвращения его родителей.
   Хеннинг подбежал к Малин и обнял ее, спря­тал лицо у нее на груди.
   – Я понимаю, что все это из-за денег, – кисло произнесла его бабушка. – Думаете заморочить голову моему внуку!
   – Мы говорим не о деньгах, фру Лие. Мы гово­рим о двух оставшихся без родителей детях.
   – О трех, – поправила фру Лие. Все еще стоя рядом с Малин, Хеннинг повернул к бабушке лицо и решительно произнес:
   – Нет! Мои родители живы! Если мне будет помогать Малин, мы должны поделить с ней мою долю наследства, и мы так и сделаем, потому что Малин добрая, это сказала Сага, вот!
   Малин сказала спокойно:
   – Думаю, что вам теперь лучше уйти, фру Лие. Насколько я понимаю, вы не оказывали никакой поддержки Белинде и ее семье, когда она в этом нуждалась. И ваши намерения забрать к себе Хеннинга и малыша кажутся по меньшей мере сомнительными. Мы с Хеннингом прекрасно спра­вимся сами, я получила образование диакониссы, я здоровая и сильная. И Сага постоянно хвалила в своих письмах Хеннинга за его усердие в хозяйствен­ных делах. Что же касается денег, то у меня доста­точно своих. Дружба куда ценнее всех богатств мира. Я ничего себе не возьму. Наследство Саги будет поделено между тремя мальчиками.
   Поджав губы, фру Лие сказала:
   – Это мы еще посмотрим. Я не спущу с вас глаз, моя дорогая фрекен. Я не уважаю женщин, получивших какую-то профессию. Но я понимаю, что вам далеко до остальных, поэтому вы готовы на все. Но могу вас уверить, шансы у вас здесь небольшие. Здешние люди не любят таких выско­чек, не знающих, где им место.
   После этой «убийственной» проповеди она уда­лилась.
   Малин усмехнулась.
   – Еще не известно, кто не знает своего места, – сказала она тихо. – У таких женщин, как она, все­гда бывают затюканные мужья, на которых мож­но ездить верхом.
   И впервые за весь день Хеннинг засмеялся.
   – Бабушка именно такая! – сказал он. Обняв за талию Малин, он сказал:
   – Ах, Малин, как я рад, что ты приехала!
   – Я тоже, – мягко ответила она. – Но мне ка­жется, что тебе не мешало бы отдохнуть. Я попро­шу Лине из Эйкебю помочь мне вечером в хлеву, она производит впечатление порядочной. А ты ло­жись в постель и отдохни!
   – Но если приедут отец и мать?
   – Тогда я тебя разбужу!
   И он позволил себе расслабиться, только теперь по-настоящему поняв, как он смертельно устал.
   И когда он уже лег, Малин пришла к нему, что­бы получше укрыть его.
   – Малин, – произнес он сквозь сон, – я не ус­пел сказать тебе об этом, но мне так ужасно не хватает Саги!
   Она кивнула и погладила его по лбу.
   – Мне тоже. Я так грущу по ней. Утром ты рас­скажешь мне, что произошло, ладно?
   – Хорошо. И мы будем вместе ухаживать за ее мальчиками.
   – Это самое малое, что мы можем сделать для нее.
   Он тут же заснул. Поправив на нем одеяло, Ма­лин спустилась вниз, чтобы поесть. О своей уста­лости после поездки ей пришлось забыть.
   Некоторое время она стояла и смотрела на креп­ко спящих малышей. У обоих были озабоченные лица. Она смотрела то на одного, то на другого несколько раз.
   Потом отошла от постели. В душе ее воцарился глубокий покой. Наконец-то она нашла примене­ние своему прекрасному образованию.
   Под ее опекой было трое мальчиков. И все трое так отчаянно нуждались в ней.
   Это было великое и прекрасное чувство: быть нужным кому-то.
   Маленький Хеннинг… Ну и денек выдался у него! Она невольно посмотрела в окно на дорогу. Но кареты с его родителями не было видно. И она не знала, ждать их или нет.