ГЛАВА 1
Что сказать про друга, который смывается из города, а тебе - ни слова?
Ну, то есть я что хочу сказать: оставил-то я Мэта в кафешке. Он сидел за столиком и все пытался перевести свой замороченный пергамент. А когда я заглянул туда после окончания занятий, Мэта уже не было. Я стал расспрашивать, видел ли кто-нибудь, как он ушел, но все говорили примерно одно и то же: смотрим, а его уже и след простыл.
Ничего такого особенного, конечно, в этом не было. В конце концов я Мэту не хозяин, он уже взрослый малый. Если решил куда-то рвануть автостопом - его право. Но вот загвоздка - он забыл на столике этот свой треклятый пергамент - а ведь с тех пор, как Мэт его разыскал, он носился с ним, словно с бриллиантом из королевской короны, и, уж конечно, ни за какие коврижки не оставил бы пергамент на столике в кафе, где всегда толпится народ. Да не успеешь и глазом моргнуть, как кто-нибудь швырнет эту рукопись в мусорную корзину. Я взял пергамент со столика и заложил в свою записную книжку.
- Скажи ему, что эта бумажка у меня, - попросил я Алису.
Она кивнула, не отрывая глаз от крана, из которого лилась струйка кофе
- Договорились, Савл. (Савл - имя апостола Павла до обращения. - Здесь и далее примеч. пер.)
А если ты его увидишь первым, напомни, что он забыл уплатить по счету.
Савл - это я. Вот только Мэт именовал меня Полем, утверждая, что на меня явно сошел Святой дух. Сначала я не возражал. Неплохая дружеская шутка, и в первый раз я даже смеялся. А потом это начало меня раздражать, причем именно тогда, когда по этому поводу прохаживался Мэт. На остальных я плевать хотел. Словом, зовут меня Савл. Вот только сам не знаю почему, я все-таки жутко боюсь мальчишек с рогатками.
- Договорились, - сказал я Алисе и пошел к выходу. Только мне было здорово не по себе. Ведь ни разу в жизни Мэт не забывал заплатить девушке. Он скорее мог забыть носки надеть.
Вернувшись к себе в комнату, я вынул из записной книжки загадочный манускрипт и поглядел на него. Мэт твердил, что это пергамент, но я сильно сомневался, что он такой уж большой специалист по овечьим шкурам. Может быть, он сам себя и считал докой в этом деле, только профессорскую степень пока не получил. И не получит, если будет и дальше возиться с этой непереводимой тарабарщиной. То есть, конечно, он, может быть, и прав - может, это действительно какой-нибудь древний документ. Расшифрует его Мэт - и поутру проснется профессором. Но знаете, все эти "может быть", "если бы да кабы". Может быть, луна сделана из засохшего рокфорского сыра, а?
Ну а я готовился получить степень магистра гуманитарных наук - надо же хоть как-то оправдать свое житье в кампусе. Ни один предмет не мог меня заинтересовать надолго. Все начинало казаться глупым, как только профессора с фанатичным восторгом углублялись во всяческие мелочи.
Если смотреть с этой точки зрения, то Мэт уж точно профессором родился. Он работал над докторской и готов был буксовать на одном месте, стирая покрышки, только бы расшифровать пергамент. Мэт уверял меня, что этому клочку бумажки шестьсот лет и что он написан на языке, о котором раньше никто и не слыхивал. Я посмотрел-посмотрел на пергамент, покачал головой и снова заложил его в записную книжку. Я ни капельки не сомневался: рано или поздно Мэт явится за своим сокровищем.
Но только он не явился. То есть пропал.
Через пару дней я уже и сам перестал верить в то, что Мэт уехал их города. Да знаю я, знаю, вы скажете: у меня разыгралось воображение, только мне все больше и больше казалось, что Мэт загадочно исчез, и ничего я не мог с собой поделать.
Ну а, вы бы что стали делать, если бы ваш друг вот так взял и испарился?
Правильно, прежде всего надо выяснить, стоит ли за него тревожиться.
В первый день я заглянул в кафе, и там мне сказали, что Мэт не появлялся и про пергамент не спрашивал. Я забеспокоился, но не так чтобы уж очень. На следующий день я уже разволновался не на шутку. Наступила полночь, а он так и не пришел. Тогда я подумал: может, Мэт опять заработался, забыл про еду, и у него голодный обморок - такое уже бывало. Словом, я отправился туда, где он жил.
А жил он в одном из коттеджей, которые когда-то строились на одну семью, а потом из них сделали пятиквартирные домики, если только это можно было назвать квартирами: гостиная девять на двенадцать с кухонной стенкой и еще спальня-конурка. Я постучал в дверь. Никто не ответил. Я снова постучал. Подождал. Постучал в третий раз. Никто не отвечал. В три часа пополуночи вышел рассерженный сосед и завопил, что мой стук разбудил его. Тут я уже забеспокоился всерьез. Я зашел к Мэту и на следующий день. На стук снова никто не вышел. Третья попытка во все времена считалась счастливой. В общем, я ушел от двери, огляделся - не видит ли кто меня, и преспокойно забрался в окно. А ведь я Мэту всегда внушал: окно надо на ночь закрывать.
|
