Глава первая
Вот как все началось: безоблачной ночью ткач из селения Михевин, что на юге, услышал глас божий и сей же час принес клятву исполнить его повеление. Отринув все земные блага, он покинул свой дом и сделался Пилигримом...
Выдержка из запретного и ныне забытого «Слова о Пилигримах» Маскали, Девятого Свидетеля
«Дурацкая мода, - думал Баллас. - Помесь тщеславия, пижонства и юношеской глупости».
Каменщики сидели в противоположном конце общей залы, за длинным столом. Они были молоды, мускулисты и веселы. Желто-белая пыль покрывала их кожу, волосы, одежду - они казались не людьми, а призраками, неведомо как оказавшимися в мире живых. Впрочем, призраками юноши уж точно не были: они жизнерадостно гоготали над сальными шутками, пили эль и ожидали шлюх. Но как раз в этом-то Баллас не видел ничего предосудительного. Выпивка, шутки и женщины были по вкусу и ему самому. Что его искренне изумляло - так это нелепая манера носить кошели.
Кошели свисали с поясов на длинных кожаных шнурах. Некоторые шнуры были пестрые, сплетенные из красной, синей и зеленой кожи. Другие выглядели скромнее-здесь преобладали коричневый и черный тона. Однако суть оставалась неизменной: кошели болтались на поясах, как спелые яблоки, готовые упасть с веток в руки любого, кто только сподобится подставить ладони. Даже самый криворукий вор мог стянуть их, не прилагая ни малейших усилий...
«А это, - подумал Баллас, - недурственная идея».
Как и все молодые, в чьих жилах бурлит горячая кровь, каменщики желали казаться уверенными, сильными и опасными и потому не страшились держать деньги на виду. Как же иначе? Ни один вор не посмеет их обокрасть - это все равно что войти в логово льва. Самоубийственное безумство...
Баллас поднес к губам бутыль с вином.
Он торчал в кабаке с самого полудня и за все это время лишь пару раз поднимался из-за стола. Сходил отлить - да заказал у хозяина очередную порцию спиртного. Баллас выкушал уже достаточно для того, чтобы в желудке могла свободно маневрировать боевая галера. Виски, джин, ром, эль, вино - все исчезало в его чреве без видимых последствий.
Большинство людей, приняв подобную дозу, давно бы свалились под стол, а самые хлипкие, пожалуй, там бы и кончились. Но Баллас был лишь чуточку во хмелю. Он мог выпить больше, чем любой из сидящих в зале, и об этом неопровержимо свидетельствовала его внешность.
Дряблое пивное брюхо переваливалось через ремень, натягивая рубаху. Под кожей давно уже наросли слои жира. Одутловатое лицо, никогда не отличавшееся особенной красотой, сейчас как никогда напоминало харю борова. Сходства добавлял и нос - неоднократно сломанный в драках, раздробленный, раздавленный, он смахивал на свиное рыло. В густой спутанной бороде, походившей больше на кабанью щетину, чем на человеческие волосы, кишели вши. Ссутуленные плечи, бочкообразная грудь и неуклюжие движения только подчеркивали свиноподобную внешность... И лишь глаза оставались человеческими: глубоко под бровями, в обрамлении налитых кровью белков, ярко-зеленые радужки были ясными и незамутненными. И взгляд пьяницы оставался острым и внимательным.
Баллас принял решение: он намерен раздобыть немного денег.
Выверено неловким движением Баллас смахнул со стола бутылку; та с громким звоном разбилась об пол. Каменщики обернулись на звук.
- Вонючий козел! - крикнул один из них - рыжеволосый паренек с бледным лицом, еще покрытым юношескими веснушками. Но его карие глаза уже стали холодными и безжалостными. Они светились самодовольством и негодованием. - Только гляньте на него! Рубаха вся в блевотине, завшивел, а штаны наверняка воняют мочой... Эй, жирдяй, ты когда последний раз мылся?
Баллас пожал плечами.
- Тебе на это насрать, да? - продолжал юнец. - На грязь, на запах... Ну-ка скажи, а к девкам ты ходишь?
Баллас утвердительно кивнул.
- Бедняжки! Они, наверно, не дышат, когда ты рядом. Иначе придется выблевать свой завтрак. Свинья в хлеву вызовет больше вожделения, чем ты!
Он не ответил.
- Где твое достоинство? - не унимался паренек. - Знаешь, если у меня однажды наступят тяжелые времена и я скачусь до твоего состояния, я покончу с собой. Милосердные Пилигримы! Я просто перережу себе горло. Оторву себе яйца. Ага! Сделаю все - лишь бы умереть. - Он обернулся к товарищам. - Дайте мне слово, что прикончите меня, если я только начну походить на этого урода! Мы ведь друзья? Я сделаю то же для вас. Это будет убийство во имя милосердия... Поклянитесь!
|
