I
Небо было желтым, как латунь; его еще не закоптило дымом. За крышами
фабрики оно светилось особенно сильно. Вот-вот должно было взойти солнце. Я
посмотрел на часы -- еще не было восьми. Я пришел на четверть часа раньше
обычного.
Я открыл ворота и подготовил насос бензиновой колонки. Всегда в это время
уже подъезжали заправляться первые машины.
Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, -- казалось, будто под
землей проворачивают ржавый винт. Я остановился и прислушался. Потом пошел
через двор обратно в мастерскую и осторожно приоткрыл дверь. В полутемном
помещении, спотыкаясь, бродило привидение. Оно было в грязном белом платке,
синем переднике, в толстых мягких туфлях и размахивало метлой; весило оно не
менее девяноста килограммов; это была наша уборщица Матильда Штосс.
Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и
вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала песню о
верном гусаре. На столе у окна стояли две бутылки коньяка. В одной уже почти
ничего не оставалось. Накануне вечером она была полна.
-- Однако, фрау Штосс... -- сказал я.
Пение оборвалось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка погасла. Теперь уже
я оказался привидением.
-- Исусе Христе, -- заикаясь пробормотала Матильда и уставилась на меня
покрасневшими глазами. -- Так рано я вас не ждала.
-- Догадываюсь. Ну как? Пришлось по вкусу?
-- Еще бы, но мне так неприятно. -- Она вытерла рот. -- Я просто ошалела.
-- Ну, это уж преувеличение. Вы только пьяны. Пьяны в дым.
Она с трудом сохраняла равновесие. Ее усики подрагивали, и веки хлопали,
как у старой совы. Но постепенно ей всЈ же удалось несколько прийти в себя.
Она решительно шагнула вперед:
-- Господин Локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала,
потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, -- да, а потом, видать,
меня бес попутал. Не надо было вводить в искушение старую женщину и оставлять
бутылку на столе.
Уже не впервые заставал я ее в таком виде. Каждое утро она приходила на два
часа убирать мастерскую; там можно было оставить сколько угодно денег, она не
прикасалась к ним. Но водка была для нее что сало для крысы.
Я поднял бутылку:
-- Ну конечно, коньяк для клиентов вы не тронули, а налегли на хороший,
который господин Кестер держит для себя.
На обветренном лице Матильды мелькнула усмешка:
-- Что правда, то правда -- в этом я разбираюсь. Но, господин Локамп, вы же
не выдадите меня, беззащитную вдову.
Я покачал головой:
-- Сегодня нет.
Она опустила подоткнутые юбки.
-- Ну, так я смоюсь. А то придет господин Кестер, и тогда такое начнется...
Я подошел к шкафу и отпер его:
-- Матильда!
Она поспешно заковыляла ко мне. Я высоко поднял коричневую четырехгранную
бутылку.
Она протестующе замахала руками:
-- Это не я! Честью клянусь! Этого я не трогала!
-- Знаю, -- ответил я и налил полную рюмку. -- А знаком ли вам этот напиток?
-- Еще бы! -- она облизнула губы. -- Ром! Выдержанный, старый, ямайский!
-- Верно. Вот и выпейте стаканчик. -- Я? -- она отшатнулась. -- Господин
Локамп, это уж слишком. Вы пытаете меня на медленном огне. Старуха Штосс
тайком вылакала ваш коньяк, а вы ром еще ей подносите. Вы -- просто святой, да
и только! Нет, уж лучше я сдохну, чем выпью.
-- Вот как? -- сказал я и сделал вид, что собираюсь забрать рюмку.
-- Ну, раз уж так... -- она быстро схватила рюмку. -- Раз дают, надо брать.
Даже когда не понимаешь толком, почему. За ваше здоровье! Может, у вас день
рождения?
-- Да, вы в точку попали, Матильда!
-- В самом деле? Правда? -- Она вцепилась в мою руку и тряхнула ее. -- От
всего сердца желаю счастья! И деньжонок побольше! Господин Локамп! -- Она
вытерла рот.
-- Я так разволновалась, что надо бы еще одну пропустить! Я же люблю вас,
как родного сына.
-- Вот и хорошо!
Я налил ей еще рюмку. Она выпила ее единым духом и, осыпая меня добрыми
пожеланиями, вышла из мастерской.
x x x
Я убрал бутылки и сел к столу. Бледный луч солнца, проникавший через окно,
ос
|
