I
ДВЕ ВСТРЕЧИ
Сезон дождей был позади; и лес, и джунгли утопали в буйной зелени,
украшенной мириадами тропических цветов оживленной великолепной расцветки и
хриплыми голосами бесчисленных птиц: дерущихся, любящих, охотящихся,
скрывающихся от погони. Лес был наполнен трескотней обезьян и жужжанием
насекомых, которые, казалось, были заняты каким-то важным делом: летали
кругами и никуда не попадали. Они были очень похожи на их несчастных
двоюродных братьев, живущих в неприглядных джунглях из кирпича, мрамора и
цемента.
Неотделимой частью первобытного пейзажа был Владыка джунглей, сидевший
в непринужденной позе на спине Тантора-слона и бездельничавший в пестром
свете вечерних джунглей. Человек-обезьяна, казалось, совершенно забыл об
окружающем его мире, но все его чувства были напряжены и следили за тем, что
происходит вокруг. Его слух и его чутье достигали пределов, куда более
отдаленных, чем пределы, доступные глазу. Именно чутью ветер принес
предупреждение -- запах приближающегося Гомангани. Мгновенно Тарзан весь
обратился в слух. Он не собирался прятаться или убегать, потому что знал,
что приближается только один туземец. Если бы их было больше, он укрылся бы
в ветвях деревьев и следил бы за их приближением, скрытый листвой
какого-нибудь могучего лесного патриарха, потому что только вечная
бдительность позволяет обитателям джунглей избегать постоянной угрозы
величайшего из всех убийц -- человека.
Тарзан редко думал о себе как о человеке. С детства он был взращен
животными и впервые увидел человека почти взрослым. Подсознательно он
разделял людей на группы, ассоциируя их с Нумой-львом и Шитой-пантерой, с
Болгани-гориллой и Хистой-змеей и с другими зверями, знакомыми ему.
Готовый к любой случайности, Тарзан с широкой спины Тантора следил за
тропой, по которой приближался человек. Тантор уже начал беспокоиться, он
тоже учуял человека, но Тарзан успокоил его одним словом, и огромный самец
послушно застыл на месте. Вскоре за поворотом показался человек, и Тарзан
облегченно вздохнул. Туземец заметил Тарзана почти одновременно с ним,
остановился и, подбежав к нему, упал на колени перед Владыкой джунглей.
-- Приветствую тебя, Великий бвана! -- воскликнул он.
-- Приветствую тебя, Огаби! -- ответил человек-обезьяна. -- Почему
Огаби здесь? Почему он не в своей деревне и не пасет свой скот?
-- Огаби ищет Великого бвану, -- ответил чернокожий.
-- Почему? -- спросил Тарзан.
-- Огаби присоединился к экспедиции белого бваны Грегори, Огаби --
аскари. Белый бвана Грегори послал Огаби найти Тарзана.
-- Я не знаю никакого белого бваны Грегори, -- возразил
человек-обезьяна. -- Зачем он послал тебя найти меня?
-- Белый бвана послал Огаби привести Тарзана. Он должен увидеть
Тарзана.
-- Где он? -- спросил Тарзан.
-- Большое селение Лоанго, -- объяснил Огаби. Тарзан покачал головой.
-- Нет, -- сказал он. -- Тарзан не пойдет.
-- Бвана Грегори сказал, Тарзан должен, -- настаивал Огаби. -- Какой-то
бвана потерялся, Тарзан найдет.
-- Нет, -- ответил человек-обезьяна. -- Тарзан не любит большие
селения. Они полны дурных запахов и болезней, людей и других зол. Тарзан не
пойдет.
-- Бвана д'Арно говорит, Тарзан приходить, -- прибавил Огаби, как будто
между прочим.
-- Д'Арно в Лоанго? -- спросил человек-обезьяна. -- Почему ты сразу мне
об этом не сказал? Для бваны д'Арно Тарзан придет.
Итак, попрощавшись с Тантором, Тарзан соскочил с его спины и направился
в сторону Лоанго. Огаби последовал за ним.
***
В Лоанго было жарко, но в этом не было ничего удивительного, так как в
Лоанго всегда жарко. Однако жара в тропиках имеет и свои положительные
стороны, одна из которых -- высокий стакан, наполненный кусочками льда,
ромом, сахаром и лимонным соком. Группа людей на террасе маленького
колониального отеля в Лоанго получала удовольствие от холодного коктейля.
Капитан французских ВМС Поль д'Арно сидел в удобной позе, вытянув ноги
под столом и восхищаясь профилем Эллен Грегори, потягивал коктейль. Профиль
Эллен стоил того, чтобы им восхищаться, и не только ее профиль. Блондинка 19
лет, живая, с прекрасной осанкой и очаровательной фигурой в шикарном
спортивном костюме, она была притяга
|
