Глава 1
Утро выдалось просто на загляденье - ясное, теплое, безоблачное, и все вокруг было под стать этому прекрасному утру - голубое, зеленое и золотистое, особенно если выйти на окраину поселка и встать так, чтобы не видеть позади себя почерневших деревянных срубов с гнилыми заборами в полтора человеческих роста и облезлых крупнопанельных пятиэтажек. Заняв такую позицию, можно было сколько угодно без помех любоваться поросшими сосновым лесом сопками, желтовато-серой лентой гравийки, которая, прихотливо извиваясь, скрывалась в тайге, и шагавшими по склонам сопок серебристыми опорами ЛЭП.
Освещенные утренним солнцем, эти опоры прямо-таки сияли, как будто были изготовлены из нержавейки. На самом деле они были сверху донизу выкрашены алюминиевой краской, и, стоя на заднем крылечке своего дома, Митяй Завьялов, по прозвищу Шлеп-нога, в который уже раз подивился: ну зачем, спрашивается, нужно было выкидывать на ветер такие бешеные деньги? Двадцать лет стояли некрашеные и еще сто двадцать простояли бы… Ну ладно, провода заменили, это еще понять можно. Дело это нужное, даже, можно сказать, необходимое. Но опоры-то красить зачем? Да еще тащить для этого целую бригаду из самой Москвы. Как будто здесь своих работяг мало! Да только свистни, сбегутся со всех сторон и будут вкалывать как черти. Озверел народ без работы, стосковался по делу, да и деньжата не помешали бы…
- Опять с утра пораньше ворон считаешь? - послышался позади него визгливый голос. Задумавшийся Митяй, грубо возвращенный к реальности этим скрипучим окриком, слегка вздрогнул и поморщился, но оборачиваться не стал, поскольку и так знал, что увидит. - И что это за мужик такой? - продолжал знакомый до отвращения голос, сопровождавшийся ожесточенным громыханием ведер. - Как станет, варежку разинувши, так и будет стоять столбом, зенками своими по сторонам лупать, пока ему какая-нибудь ворона прямо в эту его варежку не нагадит. Нет того, чтобы забор поправить…
- Чем я его буду поправлять? - морщась сильнее прежнего и все так же стоя спиной к источнику голоса, неприязненно откликнулся Митяй. - Языком твоим поганым, что ли? Сто раз тебе говорено: столбы менять надо, а где я их возьму, эти столбы?
- Да уж конечно, - ядовито парировала супруга Митяя. - Где их взять-то, в самом деле, когда кругом тайга на тыщу верст?
Митяй намертво сцепил зубы. Золотое августовское утро стремительно теряло свое очарование, хотя солнце сияло по-прежнему и по-прежнему сверкали на склонах сопок серебристые опоры ЛЭП. Смотреть на все это утреннее великолепие больше не хотелось, но Митяй упрямо таращился прямо перед собой, потому что точно знал: жена стоит у открытых дверей сарая, уперев кулаки в бока, похожая на бочонок, к которому кто-то для смеха приладил сверху кочан капусты, а снизу - пару обутых в резиновые опорки кочерег, обрядив получившееся пугало в ситцевый халат больничной расцветки и драный порыжевший ватник, - стоит, сверлит его спину буравчиками своих поросячьих глаз и ждет повода затеять обычную утреннюю свару, без которой день для нее считай что пропал. “Хрен тебе в глаз, - подумал Митяй, невидящим взглядом таращась на знакомый пейзаж. - Война нервов, ясно? Хотя какие там у нее, к чертям собачьим, нервы…"
Он в последний раз затянулся сигаретой, придавил огонек подушечками большого и указательного пальцев и бережно спрятал окурок в стоявшую под навесом крыльца пол-литровую банку, до половины наполненную разнокалиберными бычками. Это был его НЗ на черный день, и Митяй с трудом подавил тяжелый вздох: в последние годы черные дни шли сплошняком, без просветов, а хуже всего было как-то вдруг пришедшее к нему понимание того, что теперь это уже навсегда и никаких перемен к лучшему в жизни не предвидится. Жизнь пошла под уклон, и теперь так будет все время: гнилой забор, прохудившаяся крыша, вечная нехватка денег, некрасивая сварливая жена, которая с годами будет становиться только еще безобразнее и злее. И ни уехать, ни развестись, ни удариться в загул… Да что там загул! В обыкновенный запой уйти - и то не получится, потому как водка стоит денег, а их и так в обрез и все до копейки в кулаке у чертовой бабы…
Позади него снова залязгали ведра, зашаркали по загаженной курами вытоптанной земле опорки резиновых сапог, с грохотом захлопнулась дверь сарая, и Митяй понял, что остался один. Он взял висевшую на перилах крыльца линялую брезентовую куртку, набросил ее на плечи, поправил на голове армейское кепи, спустился с крыльца и вывел из-под навеса свой обшарпанный скрипучий велосипед. Пора было отправляться на работу.
Странная это была работа, особенно для крепкого сорокапятилетнего мужика, привыкшего вкалывать до седьмого пота, но все-таки это было лучше, чем ничего. Конечно, сторож - не профессия, а занятие для пенсионера или инвалида, но многие знакомые Митяя не имели даже такой, с позволения сказать, работы. И потом, сторож сторожу рознь. Он, Митяй, не сторож, а боец ведомственной охраны, и охраняет он не склад с подштанниками и хозяйственным мылом, а важный энергетический объект.
|
