Глава 1
ГАДАНИЕ В ПЕРУНОВОМ КАПИЩЕ
Март 862 г. Приднепровье
Простер на нас крыла владыка бездны -
Да, он велик!
Мы знаем, что стенанья бесполезны,
До смерти - миг.
Гертруд фон Ле Форт. «Лишенные отчизны»
Еще стояла весна, совсем ранняя, смурная, с морозной ночной прохладцей и изливающимися мелким холодным дождем хмурыми дневными облаками, неповоротливыми, как застоявшиеся в стойле коровы. Лишь иногда сквозь серую пелену облаков проглядывало солнце. Отражалось на миг в освобождавшейся ото льда реке и, пробежав по черным ноздреватым сугробам, исчезало в сумрачной лесной чаще, обжигая напоследок черные вершины елей золотым весенним пожаром. Нечасты были погожие дни, нечасты, - вторую весну подряд этак вот дождило, словно чем-то не угодили люди светлой матери Мокоши и Даждьбогу - сверкающему солнечному божеству, что прятало свой лик за серой пеленой облаков, как красавица-скромница прячет глаза за прядями спущенных на самый лоб волос. И не сказать, чтоб мало жертвовали богам, - губы всех идолов в славном городе Киеве не успевали высохнуть от крови. Тем не менее Даждьбог гневался и явно не торопил весну. Может быть, завидовал Перуну - грозному богу грома? Тому-то приносили не только петухов да коней, но, бывало, и человека. Да, невесело начинался год, не солнечно как-то, угрюмо. Не баловал солнышком март-протальник, хмурились крестьяне-оратаи, пробуя пястью землю, известно ведь: с марта пролетье, весна начинается, а ежели раненько протальник веснянку затягивает, то и всё лето тепла не видать. Вернее, будет тепло, как не быть, никуда не денется, да ненадежное это тепло - сегодня солнце, а завтра, гляди, дожди зарядят, как бы и урожай не сгубили, бывали в иные лета случаи...
В густом лесу по правому берегу реки было тихо и сумрачно. Привычно хмурилось низкое небо, и слежавшийся за зиму снег холодил ноги. Трое, судя по внешнему виду, знатных воинов - ярко-алые плащи, шитые серебром, кольчуги, мечи у пояса, - привязав коней у дороги, углубились в лес. Следом за воинами шли еще четверо в онучах да пестрядных кафтанишках, кой-где и заштопанных, - слуги-челядины. Идущий впереди молодой воин - рыжеватый, длинноносый, бледный - то и дело оборачивался, останавливаясь, и подгонял отстающих слуг бранным нехорошим словом. Челядины со страхом кланялись да поспешали, насколько могли. Ух и страшен же был взгляд длинноносого! Черный, пронзительный, словно бы не людской, а из какого-то другого мира, мира колдунов и злобных оборотней. Ох, упаси Рожаницы от такого взгляда! Двое других воинов были немногим лучше: длинный светловолосый варяг с вислыми усами и жиденькой бороденкой да хитроватый жукоглазый парень - тощий, чернявый, с круглым, как бубен, лицом. Оба - тоже в кольчугах, с мечами, правда, плащи не такие богатые, как у первого: у варяга - из простой шерсти плащик, коричневой корой дуба крашенный, а у чернявого - так вообще черникой, вон и выцвел уже кое-где.
- А корзно-то у Истомы неважно! - оглянувшись, скептически шепнул один из слуг - светлобородый парень лет двадцати на вид - идущему позади пожилому. Тот нахмурился - не дело челядина господ обсуждать, тем более таких знатных.
- Помолчи-ка лучше, Найден, не то как бы нам худо не было, - покосившись на воинов, боязливо поежился он. И тут же льстиво улыбнулся, увидев, как оглянулся предводитель.
- Хватит болтать! - сказал, словно ворон прокаркал, тот. - Прибавьте-ка лучше шагу.
Хорошо ему говорить: в толстых сапогах-чулках лошадиной кожи никакой снег не страшен, ни сугробы, ни болота, ни ручьи талые. А тут попробуй-ка - онучи-то давно уж все вымокли, идешь - хлюпаешь, ноженьки мерзнут, всё равно как босой.
- А зачем мы туда идем, дядько Найден? - догнав парня, шепотом поинтересовался замыкавший процессию светлоокий отрок.
- Ишь ты - «дядько»! - усмехнулся, услыхав, пожилой. Найден-то, оказывается, уже «дядькой» стал, надо же, а ведь еще и маткино молоко на губах едва-едва обсохло. Тоже еще - «дядько», смех один.
Пожилой презрительно сплюнул в снег.
- Незнамо зачем идем, Важен. - Найден пожал плечами. - То господам ведомо.
- Вот-вот, - обернулся пожилой. - А вам про то и ведать не надобно. Пошевеливайтесь-ка лучше, не то живо кнута отведаете!
При слове «кнут» Важен передернул плечами. Кнута не хотелось, и он, перепрыгивая через истекающие ручьями сугробы, поспешно догнал пожилого.
А Найден вдруг погрузился в думы, разбуженные вопросами отрока. И в самом деле, куда идут они, на ночь глядя? Вроде бы где-то здесь, в этих местах, рос священный дуб, любимое дерево громовержца Перуна. Может, туда? Тогда понятно. Видно, решили попросить у Громовержца совета или заручиться поддержкой в каком-нибудь важном деле, так многие делали. А что на ночь глядя, да в протальник, в самую неудобь, так и это ясно - бывают такие дела, что отложенья не терпят. Всё правильно. Прояснив ситуацию сам себе, Найден повеселел, и обступившие со всех сторон раскидистые темно-зеленые ели уже не казались ему такими уж мрачными. Да, ясно, здесь где-то недалеко старинное Перуново капище, а раз капище, значит, и волхвы там рядом живут, стало быть, не в лесу ночевать придется, а в какой-никакой хижине. Впрочем, и в лесу не так уж страшно - не зима, чай. Запалил костер побольше, да сиди грейся. Вон у воев и луки имеются, ужо подстрелят дичину, да на костер, - ух и вкусно! Найден сглотнул слюну. Скорей бы...
|
