Пролог
Станция Слюдянка. 01.09.1987
Сидели втроем на старых выбеленных бревнах, глядели на Байкал. Старательно не говорили о главном. Передавали друг другу зеленую помятую фляжку с «клюковкой» - питьевым спиртом пополам с медом и клюквенным соком. Здесь, в некотором отдалении от поселка, можно было не опасаться ретивого участкового, поборника принудительной трезвости…
Лисицын прожил в Слюдянке уже две недели, дольше всех, поэтому считался главным. По крайней мере в вопросах, связанных с едой и выпивкой.
- Давид, - позвал он.
- М?.. - лениво откликнулся Давид, по виду совсем еще мальчишка - узкие плечики и гусиная шея с огромным, в кулак, плохо пробритым кадыком.
- Ну признайся - ты же еще в армии не служил. Тебе же лет пятнадцать.
- Обсуждать запрещено, - сказал Давид, выковырнул из-под ног плоский камушек и неловко запустил «блинчиком». Камушек три раза плюхнул по воде и утоп.
- Да ладно, все свои. Ну, где ты такой мог служить?
- В ПВО, - сказал Давид. - В авиации, в БАО. В войсках связи. В РВСН. Где еще? Ну, просто в штабах - нужен же там человек, который умеет расставлять запятые… На флоте еще.
- Евреев на флот не берут.
- Ну, во-первых, берут. Во-вторых, я не еврей. Я - тат. У нас тоже в ходу библейские имена.
- Ты - кто? - повернулся всем корпусом Стриженов.
- Тат. Есть такое кавказское племя. При царе промышляло тем, что похищало чеченцев и продавало их в рабство. «Как тат в ночи» - слышал такое?
- Чеченцы у меня в роте служили, - сказал Лисицын. - С одной стороны, намаялся, а с другой - в деле им цены не было…
- Обсуждать запрещено, - снова сказал Давид.
- Да ладно тебе. Кто настучит-то? Все свои, - помотал тяжелой башкой Стриженов.
- О чем знают двое - знает и свинья, - сказал Давид. - Дождемся конечного пункта, тогда все обсудим. Не зря же нам этим «низзя» все уши прожужжали.
- Бляха-муха, и не побазарить… - вздохнул Лисицын. - Про баб - напряжно. Про водку - еще больше напряжно. Всех разговоров-то и быть могло, что про Афган да про Чернобыль…
- А я ни там, ни там не был, - сказал Стриженов. - Мне, получается, вообще не о чем.
- Может, это что-то вроде теста, - сказал Давид.
- Какого теста? - не понял Стриженов.
- Не те-еста, а тэ-эста, - сказал Давид. - Типа проверки. «Да» и «нет» не говорите…
- Мне вообще-то намекали, что нас должно быть четверо, - сказал Лисицын.
- А мне вообще ничего не намекали… - Давид выковырнул еще один камешек и кинул его - на этот раз удачнее, на шесть плюхов. - Велели просто сидеть на попе и ждать.
- Может, разыграли нас, как пацанов? - сказал Стриженов, глядя вдаль сощуренными красноватыми глазками без ресниц. - Хотя резона не вижу.
Он был абсолютно лыс и почти безбров. На днях, треская под скверное жидкое пиво божественных вяленых омульков, он рассказал, как потерял волосы. У него несколько лет назад возник роман с женой другого офицера, из части, расквартированной километрах в ста от его собственной. Это было где-то на Каспии. С полгода они встречались тайно, а потом поняли, что друг без дружки не могут. И тогда Стриженов решил свою суженую (он называл ее Мышей) украсть - сугубо в местных традициях. Мы вообще постепенно с ума сходили, говорил он, ну, такое уж там солнце, ничего не поделаешь. Он выпросил у сослуживца старенький «жигуль», среди ночи смотался к соседям, пробрался на территорию, забрал Мышу - и они поехали обратно, чтобы начать новую жизнь. Где-то на полпути их ослепило белым и как бы непрозрачным светом… и потом Стриженов пришел в себя уже утром, как будто со страшного похмелья - и один. Мыши не было даже следов… Потом последовали долгие разбирательства, началось было следствие - но довольно быстро прекратилось, и прекратилось из-за вмешательства КГБ. Теперь к нему относились то ли как к свидетелю, то ли как к подопытному. Во всяком случае, допросы были очень странные. Наконец ему предложили глубокий гипноз, он согласился - и вот во время этого-то сеанса (а сеанс растянулся на четверо суток, его никак не могли разбудить) он сначала поседел, а потом у него выпали все волосы на теле. Ему категорически отказались сообщить, что именно из него вытянули, сказали только, что это совсекретно и что он ни в чем не виноват и вообще в той чудовищной ситуации вел себя вполне достойно…
Но постепенно что-то в памяти стало возникать - блеклыми ненадежными картинками. В общем, получилось так, что эти картинки его сюда, в Слюдянку, в конечном итоге и привели.
|
