Скажем мимоходом, что мы не позволяли себе больших отступлений от истории, но просим читателя помнить – повесть не летопись. Здесь вымысел позволен.
К. Н. Батюшков
Воспою бесконечный путь души...
Джон Донн
Часть I
ЗА ВЕРУ
ОСНОВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Добрыня – богатырь, княжеский вирник, очередное воплощение Олега Намёткина, странника в ментальном пространстве.
Владимир Святославович – великий князь.
С у х м а н – богатырь.
Дунай – богатырь.
Т о р о п, он же Вяхирь, – слуга Добрыни.
Никон – царьградский черноризец, истинный автор “Повести временных лет”.
И л ь д е и – печенежский хан.
Торвальд Я к у н и ч – посадник.
Мстислав Ярополкович – княжич, сын великого князя Ярополка Святославовича, свергнутого своим братом Владимиром.
Блуд – боярин, ближайший советник Ярополка, предавший его и переметнувшийся на сторону Владимира
Анна – царьградская блудница, впоследствии великая княгиня, супруга Владимира.
Михаил – царьградский нищий и еретик, впоследствии Киевский митрополит
Пролог первой части
Доступная часть неба состояла как бы из двух несообщных половинок – одна светилась ядовитым померанцем, а другая отливала сизым свинцом. Под таким зловещим небом город Сидней казался особенно белым – ни дать ни взять игрушка, вырезанная из чистейшего моржового клыка.
– Уж больно хоромы близь пристани чудные, – произнес прильнувший к дальнозору моряк первой статьи Репьёв. – Будто бы паруса, ветром надутые. Кумирня, небось...
– Ан нет, – поправил его морской урядник Берсень-Беклемишев. – То вертеп ихний. Оперою называется. Потехи ради построен.
– Поди веселонравный народ там обитает, – позавидовал Репьёв, до всяческих потех тоже охочий, особенно по пьяному делу.
– Народ там обитает прелукавый, – возразил Берсень-Беклемишев. – Происхождение своё ведет от татей и душегубов, которых агинянские конунги на каторгу ссылали.
– Земля эта, выходит, наподобие наших Соловков?
– Вроде того.
– А вот погодишка-то у них дрянная. – Репьёв повертел окуляром дальнозора туда-сюда. – Гроза собирается.
– Не беда. Погоду мы подправим, – посулил Берсень-Беклемишев. – Расчистим небо. Не долго ждать осталось. Ты бы светоцедилку в дальнозор вставил, а то, не ровён час, окривеешь... Правильно сказано: на смерть да на солнце во весь глаз не взглянешь.
– Мать честная, совсем запамятовал!
Репьёв быстренько заменил линзу дальнозора другой – тускловатой, и небо сразу поблекло, а город посерел. Да и пора бы – земного бытия всей этой красе оставалось малым-малёшенько.
Коротко рявкнул гудок, предупреждающий об опасности, – зря не бегай, рот не разевай, а лучше замри, ухватись за поручень да помолчи минуту-другую.
Малая стрелка отщелкала на часовой доске десять делений, и подводная ладья “Эгир” содрогнулась, извергнув из своих недр самолётку “Индрик-зверь”, снабжённую изрядным бусовым зарядом.
Одновременно дали залп и другие ладьи, таившиеся в водной пучине мористее, – “Гюмер”, “Хрюм”, “Туре”. Только целили они не по городу, а по его дальним околицам, где сосредоточена была воинская сила супостатов.
Отдача толкнула ладью на глубину, и крутая волна, захлестнувшая верхний окуляр дальнозора, помешала Репьёву проводить взором самолётку, на предельно малой высоте устремившуюся к берегу. Лёта до места назначения ей было всего ничего – заупокойную вису пропеть не успеешь. Впрочем, по слухам, народ в Сиднее проживал сплошь безбожный, до святого слова неохочий. Вот и поделом ему!
Полыхнуло над городом так ярко, что и светоцедилка не уберегла – в правый глаз Репьёва словно пчелиное жало вонзилось. Но дело своё – следить за берегом – он не оставил, а только утер невольную слезу да приставил к дальнозору левый глаз.
Прав оказался урядник Берсень-Беклемишев, не раз бывавший под бусовым обстрелом и сам не единожды во врагов самолётки запускавший, – взрыв мигом разметал все тучи, очистив небо до самого озора.
Впрочем, свято место пусто не бывает, и в вышние дали уже вздымалось другое облако, совершенно особенное, похожее на раскрытый зонтик. Облако это как бы тянулось к постепенно тускнеющему рукотворному солнцу, за несколько мгновений до того испепелившему богомерзкий город Сидней.
|
