1Владимир Серебряков




Пролог


    Вызовы к начальству - это неприятность само по себе! Особенно если этот вызов неожиданный. И срочный. Причем начальство не просто родное и близкое - непосредственное, и даже не через одну ступень от него, а хорошо, если через две.
    Все эти мысли вихрем проносились в голове у капитана ГБ Степана Киреевича Кобзева, когда тот поднимался по ступенькам самого «высокого» в столице дома. Как шутили препровождаемые сюда острословы: «Из кремлевских окон хороший вид на Красную площадь, а из лубянских - на Воркуту».
    Не думал он оказаться здесь снова. По крайней мере, так скоро. Всего лишь три года прошло с тех пор, как он спустился по этим самым ступеням в качестве куратора проекта хи-хи на объекте ха-ха в пэ-я уго-го. Одним словом - в глубокой заднице. Чего-чего, а мест, куда можно было бы загнать проштрафившегося, на Руси всегда хватало. Спасибо уж и на том, что в ссылку, и даже звание прежнее сохранили. Не та нынче хватка. В прежние времена такие дела решались раньше, чем чернила на приговоре высохнуть успевали.
    И вот - на тебе!
    Кобзев в очередной раз старательно перебрал в уме все возможные причины вызова. Грешков за ним особых числиться не должно - в тихом захолустье, которое, откровенно говоря, представлял собой номерной городок, особо нагрешить было сложно, даже имея соответствующее желание. В могущие вдруг вскрыться происки враждебных разведок майор верил еще меньше, чем, например, в инопланетян и астральных духов - ибо последними усиленно занимались его соседи по городку и вроде бы даже достигли каких-то результатов. По крайней мере, более значимых в глазах руководства, чем успехи его подопечных.
    Даже если какой-нибудь Джеймс Бонд и ухитрился бы проникнуть в городок, ознакомиться хотя бы с частью ведущихся там разработок и сообщить о них своим шефам - а на это, по мнению капитана, решился бы далеко не всяких психически нормальный разведчик, - встревоженное начальство, скорее всего, поспешило бы отозвать своего агента из страны, пребывание в которой так скверно сказалось на его душевном здоровье.
    Но что же тогда? Что?! Что?!
    Эта мысль продолжала яростно стучать в висках капитана все время, пока он шел по коридору, остановился перед заветной дверью, суетливо поправил галстук, сделал глубокий вздох и, словно в прорубь, шагнул навстречу хлынувшему из двери потоку солнечного света.
    - Разрешите?
    - Проходите, товарищ Кобзев.
    Генерал-лейтенант КГБ Подгорных почти не изменился. Все тот же светло-серый пиджак, привезенный им в 69-ом из Женевы - «или не тот, больно хорошо выглядит», подумал капитан, «кто его знает, может, он десяток таких костюмов приволок»; две сигареты в пепельнице у правого локтя - их всегда было либо две, либо три, и никому не удавалось засечь момент, когда в пепельнице была только одна сигарета, равно как и увидеть сам процесс генеральского курения. Злые языки судачили, что Подгорных просто-напросто, уходя, оставляет в пепельнице одну сигарету, а пепельницу прячет в сейф, подальше от уборщиков.
    И все тот же тяжелый, насквозь пробирающий душу взгляд.
    Зато второго присутствующего в кабинете капитан увидеть никак не ожидал.
    Конечно, официальных причин, по которым генерал-майор ГШ ГРУ Богданович не мог оказаться в кабинете высокопоставленного кагэбиста, не существовало. В конце концов, одно ведь дело делаем, общее. Но - каждый чуть по-своему. И все дело в этом самом «чуть».
    Да и не полагается вообще-то знать майору, кто именно этот сухопарый генерал-майор с ранней сединой у виска. Чистая случайность, что именно ему поручили тогда в очередной раз проверить личные дела сотрудников одного зарубежного посольства. Тщательно проверить.
    Тогда Богданович был еще только полковником.
    - Мы тут с товарищем Богдановичем изучали предоставленные вашими подопечными материалы. И, приходится признать, пришлось счесть себя не совсем компетентными в данной области.
    Ну, еще бы, подумал Кобзев, тут даже тучные стада экспертов не помогут, потому как та теория, на которой проект, собственно, и базировался, мимоходом обрушивала парочку других, почитавшихся ныне основополагающими. А какой же ученый будет рубить тот сук, на котором сидит? Только такой псих, как Дробов.
    - Самих товарищей ученых мы решили не беспокоить, - продолжил Подгорных. - Поэтому пришлось вызывать вас, товарищ капитан. Вы, так уж получилось, единственный, кто может лично растолковать нам суть проводимых в институте разработок. Ну, и при этом ответить на ряд вопросов уже нашей с вами специфики.
    - Я только прошу меня заранее извинить, товарищ генерал, за допущенные неточности, - сказал Кобзев. - Все-таки я не физик, и в детали проекта вникаю той мере, в какой это требуется для проводимых мною мероприятий.

Владимир Серебряков - Серебро и свинец