Глава 1
Западня
Всю ночь на заснеженной равнине, где в течение последних трех дней убивали друг друга люди, бушевал холодный ветер. Воздух был бодрящим, но не такой ледяной, какой Лан привык испытывать в это время года. Но все же было настолько холодно, что стальной нагрудник обжигал сквозь кафтан, а от дыхания перед лицом появлялся пар, если его сразу же не уносил ветер. Чернота в небе едва только начала исчезать, и тысячи звезд, похожих на густо-рассыпанную алмазную пыль, стали медленно тускнеть. Толстый серп низко висевшей луны позволял различать силуэты мужчин, которые, не разводя костра, охраняли лагерь, расположившийся в редкой роще из дубов и кожелиста. Огонь выдал бы их положение Айил. Он сражался с ними и до того, как началась эта война, еще на Шайнарской границе, отдавая долг верности друзьям. С айильцами и при дневном свете было не просто справиться. А ночная схватка с ними была равносильна ставке собственной жизни на бросок костей. Никакого различия. Конечно, частенько им не требуется костер, чтобы кого-то отыскать.
Положив руку в перчатке на меч в ножнах, он поддернул плащ и продолжил обход часовых, утопая в глубоком снегу. Это был очень древний меч, созданный с помощью Единой Силы еще до Разлома Мира, во время Войны Тени, когда к Миру какое-то время прикасался Темный. О той эпохе помнили только легенды, кроме, возможно, еще Айз Седай, которые могли что-то знать. Но все же клинок был достаточно веским подтверждением прошлого. Его невозможно было сломать, и он не нуждался в заточке. Рукоять меняли несчетное число раз за долгие столетия, но лезвие не утратило первоначального блеска. Когда-то, он был мечом королей Малкир. В прошлом.
Следующий часовой к которому он подошел оказался низким коренастым парнем в длинном темном плаще. Он опирался спиной на ствол искривленного дуба. Его голова свесилась на грудь. Лан коснулся его плеча, и мужчина резко выпрямился, чуть не уронив из рук в перчатках короткий конный лук, сделанный из рога и перевитый сухожилиями. Прежде чем он поправил капюшон, тот упал, обнажив стальной конический шлем. В бледном лунном свете, Лан не смог разобрать лицо мужчины за решеткой защитной маски, но он его узнал. Собственный шлем Лана был сделан открытым, с полумесяцем на лбу. Так когда-то ковали шлемы в погибшем государстве Малкир.
"Я не спал, милорд", - быстро пробормотал парень. - "Только на мгновение отвлекся". Его голос с доманийским акцентом звучал обеспокоено, и не напрасно. Это была не первая его битва, и даже не первая война.
"Айил разбудит тебя, перерезав твое горло или проткнув копьем сердце, Башрам", - тихо ответил Лан. Мужчины лучше слушают, когда говоришь тихо, чем к самому громкому крику, до тех пор, пока в голосе есть твердость и уверенность. - "Возможно, было бы лучше встать подальше от искушающего дерева, не так ли?" Он не стал добавлять, что даже если его не убьют айил, то он рисковал заработать обморожение, простояв на одном месте слишком долго. Башрам знал об этом. В Арад Домане зимы были почти столь же холодны как в Пограничных землях.
Бормоча извинения, доманиец с уважением дотронулся до шлема и отошел на три шага от дерева. Теперь он стоял, выпрямившись, вглядываясь в темноту. При этом он переминался с ноги на ногу, чтобы уберечь их от обморожения. Ходили слухи, что ближе к реке находились Айз Седай и Исцеляли раны и болезни, так словно их и не было вовсе. Без них ампутация была простейшим способом предотвратить потерю ступни от гангрены, а, возможно, и всей ноги целиком. В любом случае, лучше избегать любых дел с участием Айз Седай, если это возможно. Спустя много лет можно обнаружить, что она, на всякий случай, привязала к вам веревочки, чтобы при необходимости за них подергать. Айз Седай думают далеко вперед, и похоже редко беспокоятся о том, кого они используют в своих махинациях и как. Это было одной из причин, по которой Лан старался их избегать.
Как долго продлится подстегнутая осторожность Башрама? Лан хотел бы знать ответ, но не было смысла винить доманийца. Все солдаты, находившиеся под его командой, до смерти устали. Наверное, любой из солдат армии Великой Коалиции, как ее величаво назвали, а иногда даже Величайшей Коалицией, или Величайшим Союзом, и еще полудюжиной других названий, некоторые из которых были уже не столь лестными, любой мужчина в этой армии был на грани истощения. Сражение само по себе довольно тяжелая работа, по пояс в снегу или нет, и очень утомительная. Ваши мускулы не могут расслабиться от напряжения, даже если у вас была возможность на какое-то время остановиться для передышки, а за последние несколько дней шансов на отдых выпадало очень мало.
В лагере находилось больше трехсот мужчин, и почти четверть из них всегда находилась начеку, опасаясь вылазок айильцев. Лан выделил для охраны столько людей, скольких мог контролировать, и прежде, чем он прошел еще двести шагов, ему пришлось разбудить еще троих. Один спал стоя не утруждая себя вообще никакой опорой. У Джэйма даже голова не опускалась, и глаза оставались открытыми. Это был трюк, которому обучились некоторые уставшие солдаты, особенно такие опытные солдаты как Джэйм. Прервав возмущенные протесты седобородого мужчины о том, что он вовсе не спал, потому что никто кроме лошади не может спать стоя, Лан пообещал рассказать его друзьям, если снова найдет его спящим.
Джэйм открыл было рот, но выдавил только: "Это не повториться, милорд. Пусть Свет испепелит мне душу, если такое случиться!" Прозвучало очень искренне. Многие мужчины боялись, что их собственные друзья сильно их поколотят за то, что они подвергали их жизнь подобной опасности во время отдыха. Но в данном случае Джэйм скорее боялся быть униженным в их глазах из-за того, что его застукали.
Едва Лан отошел, как поймал себя на мысли, что ухмыляется. Он редко смеялся. Это было глупо, но смех все же лучше, чем постоянное беспокойство о том, что он не мог исправить. Вроде уставших солдат, спящих на посту. Или мысли о смерти. Что нельзя исправить, нужно принять.
Он замер и громко спросил: "Букама, почему ты крадешься? Ты идешь за мной с тех пор, как я проснулся". Из-за спины раздалось удивленное ворчание. Несомненно Букама думал, что он был самой тишиной, и по правде говоря, очень немногие мужчины смогли бы расслышать слабый хруст его сапог на снегу. Но кому же как не ему знать, что Лан на такое способен. В конце концов, он сам был одним из его учителей, и одним из первых уроков было постоянное внимание к окружающему миру, даже во время сна. Не простое задание для мальчишки, но спокойный сон могут позволить себе только мертвые. В Запустении, у Пограничных Земель спящий скоро становится мертвым.
"Я прикрывал тебе спину", - грубым голосом заявил Букама, выходя из темноты. - "Кто-нибудь из этих Приспешников Тьмы айил в своих черных вуалях, мог подкрасться и перерезать тебе горло, несмотря на всю твою осторожность. Ты что позабыл все, чему я тебя учил?" - Простодушный врун Букама был почти такого же роста как он, и гораздо выше большинства мужчин. Он тоже носил малкирский шлем, но без гребня, хотя имел право на один. Но он больше волновался о своем долге, чем о правах, хотя Лану не хотелось, чтобы он полностью отказывался от всех своих прав.
Когда королевство Малкир погибло, двадцати воинам дали поручение вывезти младенца Лана Мандрагорана в безопасное место. Эту поездку пережили только пятеро. Они заботились о Лане с колыбели и обучали его разным премудростям. Букама был последним из оставшихся в живых. Его волосы, обрезанные на уровне плеч, как того требует традиция, теперь были совсем седы, однако его спина была пряма, а руки сильны. Его синие глаза как прежде ясны и остры. Жизнь Букамы поддерживали традиции. Тонкий плетеный шнур из кожи удерживал волосы, оставаясь в привычном углублении поперек лба, которое образовалось за эти годы. Немногие теперь носили хадори. Вроде Лана. Умирая, он не снимет его, и войдет в землю, надев его и ничего больше. Если найдется кто-нибудь, чтобы похоронить его там, где он умрет. Он поглядел на север, туда, где остался его далекий дом. Многие решили бы, что это довольно странное место, чтобы называть его домом, но с тех пор как он отправился на юг, он чувствовал странную тоску.
"Я помню достаточно, чтобы тебя услышать", - ответил он. Света было слишком мало, чтобы разобрать выражение лица Букамы, но все же он знал, что тот хмурится. Он не мог припомнить иное выражения на лице своего друга и учителя, даже когда он хвалил Лана. Букама был сталью, одетой в плоть. Сталь это его воля, а долг - его душа. - "Ты по-прежнему считаешь, что Айил служат Темному?"
Мужчина сделал знак отрицания зла, словно Лан произнес истинное имя Темного. Шаи'тан. Они оба видели, сколько несчастий обычно следовали за тем, кто произносит это имя вслух, а Букама был из тех, кто полагал, что даже мысли об этом могут привлечь внимание Темного. Темный и все до единого Отрекшиеся запечатаны Создателем в Шайол Гул, в миг Сотворения, - повторил Лан про себя как молитву. - Мы найдем защиту под Светом руки Создателя. Он не верил в то, что думы могли чем-то ему навредить, но лучше сейчас быть осторожным, чем жалеть потом, когда придет Тень.
"Если нет, то тогда почему мы здесь?" - ворчливо сказал Букама. И удивленно. Он любил поворчать, но всегда о несущественных вещах или перспективах на будущее. Но никогда о настоящем.
"Я дал слово, что останусь до конца", - тихо ответил Лан.
Букама потер нос. На сей раз его ворчание, по всей видимости, означало смущение. Очень на то похоже. Еще одним из его уроков было то, что слово мужчины должно быть столь же крепким как клятва засвидетельствованная Светом, или вообще не имеет смысла давать свое слово.
Когда Айил внезапно перевалили через огромную горную цепь, названную Хребтом Мира, они были похожи на орду Приспешников Тьмы. Они сожгли великий город Кайриэн, ограбили государство, и за прошедшие с тех пор два года сражались в Тире и затем в Андоре, пока не добрались до этих полей смерти, перед огромным городом на острове - Тар Валоном. Никогда прежде, со времен распада Империи Артура Ястребиного Крыла, Айил не оставляли свои пустынные земли названные Трехкратной землей. Возможно, они приходили прежде. Никто не знал точно, кроме Айз Седай в Тар Валоне, но как это часто бывает с женщинами из Белой Башни, они никому ничего не рассказывали. Свои знания Айз Седай держат при себе, и скупо выжимают по капле, когда сами того пожелают. Тем не менее, за стенами Тар Валона, многие мужчины утверждали, что видели узор. Между Разломом Мира и Троллоковыми войнами прошла тысяча лет, как говорят большинство историков. Эти войны разрушили многие государства прежних времен, и никто не сомневался, что за всем этим видна рука Темного. Несмотря на свое заточение, это он, конечно, являлся причиной Войны Тени, и Разлома, и конца Эпохи Легенд. От конца Троллоковых войн до создания Империи Ястребиного Крыла прошло еще тысяча лет, и когда она распалась после его смерти, еще сто лет пролетели в войнах Ста Лет. Некоторые историки утверждали, что и за этой войной была видна рука Темного. И теперь, спустя почти тысячу лет со дня гибели империи Ястребиного Крыла, пришли Айил, все сжигая и убивая на своем пути. Вот он узор. Конечно же, их направляет Темный. Лан никогда бы не отправился на юг, если бы не верил в это. Но он больше не верит. Однако, он дал свое слово.
Он пошевелил пальцами в сапогах. Хотя мороз не так уж и силен, однако, если слишком долго стоять на одном месте в снегу, то ноги рано или поздно замерзнут. "Пойдем", - сказал он. - "Думаю, что мне нужно разбудить еще дюжину другую часовых". - И потом сделать еще один обход, чтобы разбудить остальных.
Однако, прежде чем они стронулисьс места, их внимание привлек короткий и тревожный звук. Лошадь, идущая по снегу. Рука Лана переместилась на рукоять меча, и он неосознанно слегка ослабил клинок в ножнах. Едва слышный шелест стали о кожу подсказал, что Букам сделал то же самое. Они не опасались нападения. Айил садились верхом только в случае огромной необходимости, и даже тогда неохотно. Но в такое время одинокий всадник наверняка должен быть посыльным, а посыльные в эти дни редко приносили хорошие новости. Особенно ночью.
Из темноты появился всадник, сопровождаемый пешим часовым с конным луком. У лошади была выгнутая шея, указывавшая на происхождение из Тира, и наездник тоже был явно тайренцем. С одной стороны, ветер донес впереди него аромат розового масла, блестевшего в его острой бородке, а только тайренцы были настолько глупы, чтобы пользоваться духами, словно у айил нет носов. Кроме того, больше никто не носил таких шлемов с высоким ребром на макушке, и широкими полями, из-за которых узкое лицо мужчины оставалось в тени. Судя по единственному короткому белому перу на шлеме, он был явно офицер. Весьма странный случай для посыльного, даже если он в низком звании. Он сжался в седле с высокой лукой, старательно закутавшись в темный плащ. И похоже дрожал. Тир находится далеко к югу. На побережье Тира снег никогда не идет сильнее одной снежинки в час. Лан никогда бы в такое не поверил, несмотря на то, что читал о таком, если бы не видел собственными глазами.
"Он здесь, милорд", - сообщил хриплым голосом часовой. Седой салдейец по имени Раким заработал этот голос с год назад, вместе с рваным шрамом, которым он любил хвастаться во время попоек, оставшимся на память от айильской стрелы в горле. Раким считал, что ему очень повезло, что он выжил, и это было правдой. К сожалению, еще он полагал, что однажды обманув смерть, он сможет сделать это снова. Он рисковал, и хвастался своей удачей даже на трезвую голову. Что уже глупо. Нельзя насмехаться над судьбой.
"Лорд Мандрагоран?" - Наездник натянул поводья, останавливаясь перед Ланом и Букамой. Оставаясь в седле, он старался разглядеть их лица в темноте. На их доспехах не было украшений, а их кафтаны и плащи были из обычной шерсти, и несколько поношенными. Небольшая вышивка никогда не помещает, но некоторые южане украшали словно гобелены. Вероятно, под плащом тайренец носил позолоченный нагрудник и один из тех кафтанов из яркого атласа с огромными рукавами в полоску. Его высокие сапоги были расшиты узором, который сиял в лунном свете серебром. В любом случае, мужчина прервался только для того, чтобы набрать побольше воздуха: "Чтоб мне сгореть, я был уверен, что вы к нам ближе всех, но начинал уже думать, что никогда вас не найду. Лорд Эмарес с шестью сотнями своих воинов преследует отряд из приблизительно пятьсот-шестьсот айил". Он слегка покачал головой. - "Странно, но они направляются на восток. В сторону от реки. Во всяком случае, снег сдерживает их скорость также, как и нашу, поэтому Лорд Эмарес считает, если вы сможете создать наковальню на той горе, которую здесь называют Крюк, то он сможет ударить их сзади молотом. Лорд Эмарес сомневается, что они могут добраться туда раньше рассвета".
Лан сжал зубы. У кое-кого из этих южан были странные понятия о вежливости. К примеру, разговаривать не слезая с лошади, и не назвавшись. Как гость, он должен был сначала назвать свое имя. А теперь Лан не мог бы назваться сам, не показавшись хвастуном. А теперь парень оказался в таком положении, что оставил своего лорда без поздравлений и пожеланий удачи. И, похоже, он думал, что они не знали, в какую сторону от Эринин находится восток. Возможно, это было просто из-за необдуманной речи, но остальное являлось просто грубостью. Букама не сдвинулся с места, но Лан все же придержал его руку на меча. Его старый друг порой бывал раздражительным.
Скала Крюк находилась в доброй лигу от лагеря, а ночь подходила к концу, но он кивнул: "Сообщите Лорду Эмаресу, что я буду там с первым светом", - сказал всаднику он. Имя Эмареса было незнакомо, но армия была огромной, около двухсот тысяч мужчин, представляющих больше дюжины государств, плюс Гвардия Башни Тар Валона и даже корпус Детей Света, поэтому было невозможно знать более пары-тройки имен: "Букама, поднимай людей!"
Букама зарычал, на этот раз грозно, и жестом показал Ракиму следовать за ним. Удаляясь в сторону лагеря звучал его голос: "Всем подъем! Мы в деле! Седлай!"
"Скачите во весь опор", - с намеком на приказ в голосе сказал неназвавшийся тайренец. - "Лорд Эмарес не ударит, если наковальни не будет на месте". - Похоже, он подразумевал, что Лан потом пожалеет, если этот Эмарес отступит.
Лан мысленно представил язычок пламени и скормил ему свой гнев, но не остановившись только на нем, отправил ему в пищу все эмоции, пока не показалось, что он плывет в пустоте. Благодаря многим годам практики в достижении состояния ко'ди, отрешенности, на это потребовалось не более одного удара сердца. Мысли и собственное тело казались далекими, но в подобном состоянии он стал един с землей под ногам, един с ночью, с мечом, и он не будет пробовать его остроту на этом невежливом дураке. - "Я сказал, что я буду там", - сказал он спокойно. - "А я выполняю то, что обещаю". - Больше он не желал знать имя этого мужчины.
Тайренец коротко поклонился в седле, и развернул лошадь, и пришпорил ее чтобы животное ехало побыстрее.
Лан задержал ко'ди на мгновение дольше, чтобы убедиться, что его эмоции остались под контролем. Пускаться в бой рассерженным очень неблагоразумно. Гнев сужает зрение и диктует глупые поступки. Как этот парень смог прожить так долго? В Пограничных Землях, его за один день вызвали бы на дюжину поединков. Только, когда Лан удостоверился в том, что остыл и спокоен, словно все еще окутан отрешенностью, он повернулся. Воспоминание о скрытом в тени лице тайренца не вызвало новой вспышки гнева. Очень хорошо.
Ко времени, когда он добрался до центра лагеря, он больше был похож на муравейник, который кто-то пнул ногой. Но эта суета была целенаправленной, для тех, кто знал толк в таких вещах, и почти что тихой. Ни одного движения или дыхания потраченного впустую. Не было палаток, о которые можно споткнуться, и вьючных животных, которые могут быть обузой в сражении. Кое-кто уже был в седле, в доспехах, затянутых на все пряжки, нахлобучивали шлемы и подхватывали свои на фут окованные сталью копья. Остальные уже сжимали луку седла или закрепляли возле него свои луки в кожаных футлярах и колчаны полные стрел. Все медлительные погибли в первый же год войны с Айил. Теперь здесь преобладалисалдейцы и кандорцы, остальными были доманийцы. Кое-кто из малкири отправился на юг, но Лан ими не командовал, даже здесь. Букама ехал с ним, но он не подчинялся ему.
Букама встретил его с копьем, ведя в поводу своего желтого мерина по кличке Копье Солнца. Его сопровождал безбородый молодец по имени Канидрин, который осторожно вел Танцующего Кота. Гнедой жеребец Лана был обучен только наполовину, но Канидрин хорошо знал, как нужно с ним обращаться. Даже наполовину обученный боевой конь был страшным оружием. Естественно, кандорец был не столь невинен, как его молодое лицо. Очень опытный и способный солдат, редкостный стрелок, он был задорным убийцей, который часто смеялся во время схватки. Он улыбался и сейчас, предчувствуя предстоящий бой. Танцующий Кот нетерпеливо вскинул голову.
Несмотря на опыт Канидрина, Лан тщательно проверил подпругу Танцующего перед тем как перехватить поводья. Ослабшая подпруга способна убить не хуже копья.
"Я объяснил им, где мы должны быть поутру", - пробормотал Букама после того, как Канидрин бросился к своему коню, - "но, знаешь, с айил наша наковальня легко может превратиться в подушечку для булавок, если молот окажется не очень расторопным". Он никогда не ворчал при посторонних, только при Лане.
"И молот тоже, если наковальни не будет на месте", - ответил Лан, качнувшись в седле. Небо явно стало серее. Пока еще темно серым, но на нем осталась только редкая горстка звезд. - "Нам придется гнать изо всех сил, чтобы добраться до Крюка до начала рассвета". - Он повысил голос. "По коням!"
Они двигались в максимальном темпе, половину мили мчась галопом, затем рысью, потом, ведя животное под уздцы быстрым шагом, перед тем как снова подняться в седло, и начать все заново. В легендах воины могли скакать по десять миль без остановки, даже двадцать, но даже если бы не было снега, от непрерывного галопа на четыре-пять миль половина лошадей охромеет, а остальная выдохнется еще не добравшись до Крюка. Тишина исчезающей ночи была разбита хрустом копыт и сапог по снегу, скрипом кожи седел, и редкими проклятьями мужчин, споткнувшихся о камень, прятавшийся в снегу. Никто не тратил дыхание впустую на жалобы или разговоры. Они так часто уже делали это, и мужчины и лошади, что быстро вошли в тот легкий ритм, благодаря которому расстояние быстро сокращается.
Земли вокруг Тар Валона главным образом представляли собой равнину, усыпанную широко раскинувшимися рощицами, не очень большими, но в темноте казавшимися одинаково густыми. Несмотря на размеры Лан внимательно вглядывался в гущу деревьев, проводя своих людей мимо них, и старался держать колонну на приличном расстоянии. Айильцы отлично умели прятаться даже в чистом поле, там, где большинство считает, что даже зайцу негде спрятаться, и особенно хорошо умели устраивать внезапные засады. Но пока не было ничего подозрительного. Он мог видеть весь свой отряд, и можно было подумать, что они были единственными живыми во всем мире. Крик совы был единственным звуком посторонним звуком, который он слышал, помимо шума от отряда.
Небо на востоке стало заметно бледнее, когда показалась низкая гора, прозванная Крюком. Над равниной возвышалась ее лишенный растительности гребень, меньше мили в длину и едва сорок шагов в высоту. Но на равнине любое возвышение дает в обороне небольшое преимущество. Имя горе дал ее северный склон, загнутый назад к югу. Особенность, бросавшаяся в глаза, поскольку он направил своих людей по длинной стороне хребта к его противоположному склону. Рассвет определенно наступал. Он решил, что, обернувшись на запад, уже смог бы разглядеть бледный остов самой Белой Башни, по центру Тар Валона. А она находилась в десяти милях отсюда.
Башня была самой высокой постройкой в мире, но даже терялась перед тенью одинокой горы, которая возвышалась посреди равнины за городскими стенами, по другую сторону реки. Это было хорошо видно, когда был хоть какой-нибудь свет. Самой же глубокой ночью можно было увидеть, что она закрывает звезды. Гора Дракона была гигантом даже по сравнению с Хребтом Мира, но там на равнине, она была просто чудовищна, протыкая облака и устремляясь выше. Гораздо выше облаков. Большинство гор были гораздо ниже. Ее сломанный пик всегда испускал столб дыма. Символ надежды и отчаяния. Гора пророчества. Поглядев на нее, Букама сделал еще один знак против зла. Никто не желал исполнения пророчества. Но однажды ему суждено осуществиться.
От перевала до ближайшей из рощ было больше мили ровной поверхности шириной в пол-лиги. Снег между ними пересекали три протоптанных в снегу дорожки следов. Не подойдя ближе, невозможно было сказать, кто их оставил, лошади или пешие люди, айил или солдаты так называемой Коалиции. Одно было ясно, они прошли после того, как прекратился снегопад, не ранее двух дней назад.
Не было никаких признаков айил, но если они не изменили направление, что всегда возможно, то они в любой момент могли появиться из-за тех деревьев. Не ожидая приказа Лана, солдаты воткнули копья в землю, где их легко можно было подхватить при необходимости. Достав свои луки, они вынули из колчанов стрелы и наложили их на тетиву, но не натягивали. Только новобранцы считают, что смогут долго удержать лук в натянутом состоянии. У Лана единственного не было лука. Его обязанность была в том, чтобы координировать общие усилия, а не выбирать цели. Лук был лучшим оружием против айил, хотя большинство южан его презирали. Эмарес и его тайренцы броислись бы прямо на айильцев с копьями и мечами наперевес. Было время, когда только так и поступали, но глупо терять солдат понапрасну, раньше, чем понадобится. Можно с равной уверенностью сказать, что в рукопашной схватке с Айил потеряешь людей, и что персики - чистая отрава.
Он не боялся, что заметив их Айил свернут в сторону. Они не были дикарями, несмотря на то, что про них болтали некоторые, и они обычно уклонялись от битвы, когда шансы были слишком неравны. Но шестьсот айил не смутило бы чуть меньше четырехсот солдат, даже забравшихся на высокий холм. Они мчались бы вперед, чтобы напасть, и встретят приветствие в виде тучи стрел. Хороший конный лук мог убить человека за три сотни шагов и ранить за четыреста, если у стрелка был опыт обращения с ним. Для Айил это была бы очень длинная дорога. К большому сожалению, у них тоже имелись луки из рога, перетянутые сухожилиями. А они почти столь же эффективны как конные. Хуже всего было бы, если бы Айил встали, и принялись обмениваться с ними стрелами. В итоге обе стороны потеряли бы людей, как бы быстро не прибыл Эмарес. Лучший вариант, если они решат приблизиться. Бегущий не может стрелять из лука очень точно. По крайней мере, лучший из всех вариантов, если Эмарес не опоздает. Тогда Айил могут попытаться обойти их с флангов, особенно если они знают, что их преследуют. Это означает пнуть гнездо шершней. В противном случае, когда Эмарес ударит с тыла, Лан соберет свои копья и ударит вниз.
В сущности, это и было молотом и наковальней. Одна сила, чтобы удержать Айил на месте, пока другая не ударит, а затем обе схлопываются. Простая тактика, но эффективная. Самая эффективная тактика обычно самая простая. Даже упрямые кайриенцы научились ее использовать. И очень много алтаранцев и мурандийцев погибли, потому что отказались учиться.
Серость сменилась светом. Уже скоро позади них, обрисовывая их на горном хребте, появится солнце. Порыв ветра подхватил плащ Лана, но он уже был в ко'ди, и не замечал холода. Он мог расслышать дыхание Букамы и остальных мужчин рядом с собственным. Лошади, стоявшие в линию, нетерпеливо перебирали ногами в снегу. Над равниной взмыл ястреб, охотясь на краю чащи.
Внезапно ястреб умчался прочь, и из-за деревьев появилась колонна айильцев, бегущих быстрой рысью, по двадцать человек в ряд. Казалось, что снег никак не препятствовал их движению. Поднимая высоко колени, они двигались столь же быстро, как обычные мужчины бежали бы по чистой земле. Лан вынул свою подзорную трубу из кожаного футляра, привязанного к седлу. Это была отличная труба кайриенской работы, и когда он поднес ее к глазам, Айил, все еще находясь в миле от него, казалось, прыгнули ближе. Они были высокими мужчинами, многие ростом с него, а кое-кто и выше, в куртках и штанах коричневого и серых оттенков, которые были хорошо видны на снегу. У каждого вокруг головы была обернута ткань, и темная вуаль, скрывающая все лицо, кроме глаз. Некоторые могли оказаться женщинами. Женщины Айил иногда сражались наравне с мужчинами, но большинство скорее всего мужчины. Каждый нес короткое копье в одной руке, и круглый щит, обитый бычьей кожей в другой вместе с парой других копий. Их луки были в чехлах за спиной. Этими копьями они были способны снять кровавую жатву. Как и луками.
Айил должны были быть слепыми, чтобы не заметить ожидающих их всадников, но они не задерживаясь продолжали движение. Их колонна была похожа на толстую змею, скользящую из-за деревьев к горному хребту. Далеко на западе прозвучала труба, очень тонко из-за расстояния, а затем другая. Чтобы звук был таким слабым, они должны были находиться у реки, или даже на другом берегу. Айил продолжали движение. Прозвучала третья труба, тоже далеко, и еще одна - четвертая, потом пятая. Кое-кто среди айил повернул голову, оглядываясь назад. На самом деле эти трубы привлекли их внимание, или они знали, что их преследует Эмарес?
Айил продолжали появляться из-за деревьев. Кто-то ужасно ошибся, либо к первой группе присоединилась другая. Из-за деревьев уже вышло больше тысячи, и все еще продолжали появляться. Полторы тысячи, и продолжали прибывать. Он убрал трубу обратно в футляр.
"Примем смерть в объятья", - пробормотал Букама. Его голос прозвучал как холодная сталь, и Лан услышал, что остальные Приграничники повторили его слова. Он просто подумал, этого было достаточно. Смерть, в конечном счете, найдет каждого, и редко там или тогда, когда ее ждешь. Конечно, кое-кто умирает в собственной постели, но Лан с детства знал, что с ним так не будет.
Спокойно он оглядел левый и правый фланги своего отряда. Салдейцы и кандорцы стояли твердо, но он был рад увидеть, что никто из доманийцев тоже не проявлял никаких признаков страха. Никто не посматривал через плечо в поисках путей для бегства. Не то чтобы спустя два года непрерывных сражений плечо к плечу он ожидал чего-то подобного, но он всегда больше доверял Приграничникам, чем остальным. Те, по крайней мере знали, что иногда приходится принять твердое решение. Это было у них в крови.
Последний айил вышел из-за деревьев, и их стало почти две тысячи, число, которое изменило все, и ничего. Двух тысяч айил были достаточно, чтобы смять его отряд и разобраться с Эмаресом, если только им не будет сопутствовать удача самого Темного. Мысль об отходе не возникала. Если Эмарес ударит без наковальни, тайренцов просто вырежут, но если он продержится до прибытия Эмареса, то и молот и наковальня смогли бы спастись. Кроме того, он дал слово. Однако, он не хотел здесь ни сам умирать бесцельно, ни позволить умереть своим людям. Если Эмарес не сможет прибыть вовремя, когда айил окажутся в двухстах шагах, то он развернет свой отряд и обойдя их по хребту, пробует соединиться с тайренцами. Вынув из ножен меч, он спокойно опустил его рядом. Теперь это был просто меч, ничем не отличающихся от остальных. И никогда не будет ничем большим, только обычным мечом. Но сейчас он сжимал в руке свое прошлое, и будущее. Трубы на западе звучали почти непрерывно.
Внезапно, один из айил впереди колонны поднял копье кверху, подняв его на высоту трех шагов. Когда он опустил его, вся колонна остановилась. От вершины их отделяли добрые пятьсот шагов, как раз вне дальности полета стрелы. Свет, почему? Как только они остановились, задняя часть колонны развернулась лицом в сторону, откуда они появились. Простая осторожность? Гораздо безопаснее думать, что они знают про Эмареса.
Снова вынув трубу левой рукой он посмотрел на айил. Мужчины в переднем ряду прикрыли глаза руками с копьем, изучая всадников на вершине хребта. Это было бессмысленно. В лучшем случае они были способны различить темные силуэты напротив восходящего солнца, возможно, гребень на шлеме. Не больше. Айильцы, казалось совещались. Один из мужчин из головы колонны внезапно поднял руку с копьем кверху, и остальные сделали то же самое. Лан опустил трубу. Теперь все Айил развернулись вперед, и каждый из них держал копье поднятым вверх. Прежде он никогда не видел ничего подобного.
Как один они опустили копья, и прокричали единственное слово, которое быстро пронеслось через открытое пространство между ними, заглушив далекие звуки труб: "Аан'аллейн!"
Лан обменялся с Букамой озадаченными взглядами. Это было Древнее наречие. Язык, на которым говорили в Эпоху Легенд, и перед Троллоковыми войнами. Лучший перевод, который Лан мог придумать, был: один человек в одиночестве. Но что это могло означать? Почему айильцы стали кричать подобные вещи?
"Они двигаются", - пробормотал Букама, и айильцы действительно пошли.
Но не к горе. Развернувшись на север, колонна айил, закрытых вуалями, быстро набрала скорость и как только ее голова добралась до хребта, снова развернулась на восток. Одно безумнее другого. И это был не фланговый маневр.
"Похоже, они возвращаются в Пустыню", - заявил Канидрин. Его голос прозвучал разочарованным. Остальные громко рассмеялись над его предположением. Общее мнение было таково, что айил никогда сами не уйдут, пока их всех не убьют.
"Мы будем их преследовать?" - спокойно спросил Букама.
Через мгновение Лан покачал головой. - "Мы разыщем Лорда Эмареса, и, только вежливо, расспросим его на счет молотов и наковален", - сказал он. Еще ему хотелось узнать, что это за трубы. Этот день начался очень странно, и у него было предчувствие, что прежде чем он закончится, случится еще много всего необычного.
|
