ПРОЛОГ
Джонатан Эйнсуорт насилу узнал собственного отца. После пятимесячного пребывания в сырой, сумрачной темнице Майкл Эйнсуорт стал совершенно другим человеком – потерял в весе добрых двадцать пять фунтов, ссутулился, а в волосах его засеребрились седые пряди. – Отец! Когда тюремщик отпер камеру, Майкл Эйнсуорт медленно поднял понуренную голову. На мгновение Джонатан испугался, что отец его не признает, что он впал в слабоумие, но тут заметил бледную улыбку отца и тусклый огонек, засветившийся в его воспаленных глазах. Несмотря на ужасающие условия, старший Эйнсуорт все-таки сумел сохранить здравый рассудок. Дверь каземата захлопнулась, и грохот прокатился по коридору жутким эхом. Улыбка на лице отца сменилась озабоченным выражением. – Джон, тебе не следовало приходить сюда. Не годится здесь бывать мальчикам вроде тебя. – Ничего страшного. За меня не беспокойся. – Отец все еще считает его ребенком, хотя Джонатан уже взрослый мужчина, в свои двадцать один год ставший главой семьи. – Я хотел навестить тебя пораньше, но... – Как это принимают младшие? – Мэри приходится трудновато. – Джонатан сел на скамью рядом с отцом. – Она до сих пор оплакивает твою участь. Чарльз, по-моему, уже смирился с ней. Ну, конечно, он постарше. – А твоя матушка? – Она крепится изо всех сил. – Джонатан хотел сказать, что возникли особые обстоятельства, заставившие его прийти вместо матери, но пока не решился. Майкл Эйнсуорт надсадно, утробно кашлянул; при этом все его тело судорожно сотряслось с головы до ног. – У вас какие-то трудности? – Отец, нам уже не могут навредить больше, чем сейчас, – развел руками Джонатан. Эйнсуорт сжал запястье сына с неожиданной силой. Глаза его пылали. – Чем вам навредили? Рассказывай все без утайки. Джонатан поведал, что семья лишилась крова – нечем больше платить за дом. Раздобыть денег взаймы тоже не удается. Никто Эйнсуортам уже не доверяет, хуже того – все проявляют неприкрытую враждебность к ним. Но Джонатан не желал взваливать на плечи отца тяжкую ношу вины, а лишь старался растолковать ему необходимость переезда семейства в Лондон, где никто их не знает – потому-то матушка и не сможет навещать его так часто, как прежде. – Потолкуй с Матерсом. Он обещал позаботиться о вас, дети мои. Может статься, он пособит тебе найти работу. Фредерик Матерс и Майкл Эйнсуорт, оба барристеры, были партнерами, но года за два до ареста Эйнсуорта разошлись. На суде Матерс весьма положительно характеризовал своего бывшего партнера, но для снисхождения этого было заведомо недостаточно, а судья и вовсе пропустил все мимо ушей. – Он больше ничего не может для нас сделать. Мы вынуждены уехать, отец. Так будет лучше. – Ты прав, – кивнул старший Эйнсуорт. – А теперь, сынок, слушай меня внимательно. Хриплый голос отца был едва слышен, и Джон склонился поближе, искренне надеясь, что до исповеди дело не дойдет. Хоть отец и виновен в том, за что осужден, услышать признание из его уст Джон не хотел. – Мой дорожный сундучок в гардеробе. – Судебные исполнители обшарили его, отец. Они перерыли все наше имущество. Покачав головой, Эйнсуорт растолковал, что в сундучке имеется второе дно, и велел Джонатану выломать его. Там найдутся деньги – не очень много, но все же какая-то помощь. – Почему же ты не сказал мне об этом раньше? Мы могли бы потратить их на твою защиту. |
