1Маргарет Уэйс






ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ САГАНА




    Улыбка сошла с лица Дайена. Он взглянул на свою ладонь: пять шрамов вздулись и покраснели. Дайен быстро сжал пальцы в кулак, закрыв ими воспаленные отметины.
    - Вы видели его, - резко повторил Саган.
    - Кто он? - спросил Дайен, понизив голос.
    - Ваш кузен, сир, - сказал Саган. - Единственный сын вашего покойного дядюшки, короля.
    - Сын? - удивился Дайен, не веря своим ушам. - Мой дядюшка никогда не был женат. Он умер бездетным.
    - Женат не был. Но не был и бездетным. Оставил после себя сына.
    - Вы говорите... Так что же, мой кузен - законный наследник престола?
    - Нет, Ваше величество, - сказал Саган, - у него нет законных прав на престол. Но боюсь, сир, что это его не остановит...


    


    Всем, кто любит. И был любим.


    Король и его народ - что голова и тело. Там, где немощна голова, немощно и тело. Где правление короля не добродетельно, народ утрачивает добрые нравы и мораль.
    Джон Гувер
    Большой Латинский словарь
    Джона Гувера

КНИГА ПЕРВАЯ




    Все, все - за короля! За жизнь, за душу,
    За жен, и за детей, и за долги,
    И за грехи - за все король в ответе!
    Я должен все снести. О тяжкий долг,
    Близнец величия, предмет злословья
    Глупца любого, что способен видеть
    Лишь горести свои! О, скольких благ,
    Доступных каждому, лишен король!
    А много ль радостей ему доступно -
    Таких, каких бы каждый не имел,
    Коль царственную пышность исключить?
    Уильям Шекспир
    «Генрих V», акт IV, сцена I

ГЛАВА ПЕРВАЯ




    Каменные стены, пол и потолок тесной и темной монашеской кельи дышали холодом. Все убранство ее состояло из грубо сколоченной кровати, стола, стула и маленького алтаря, чтобы молиться, когда звон колоколов пробуждал братьев, призывая их к заутрене.
    Служба давно закончилась. Наступил предрассветный час, время, когда сон уже не приносит покоя и сновидения становятся тревожными и похожими на явь.
    В сумрачном, пугающем мире таких видений пребывал сейчас обитатель этой кельи. Его голова беспокойно ворочалась из стороны в сторону, как у слепца, бредущего на ощупь в окружающем его бескрайнем мраке. Внезапно спящий выбросил вперед правую руку и крепко сжал пальцы, как будто взявшись за рукоять меча. С исказившимся, словно от боли, лицом он застонал, прижав к груди левую руку.
    Призрачная хранительница его сна вздохнула и, приподнявшись со стула, на котором сидела, протянула руку, собираясь разбудить монаха, но так и не прикоснулась к нему. Жалость и сострадание переполняли ее, но она не плакала. Ее слезы - она знала - вызовут его гнев, но не принесут ему утешения, как не принесет ему утешения и ее прикосновение.
    Ей ничего не оставалось, как, еще раз вздохнув, снова сесть на стул - скорее инстинктивно, чем от усталости. У нее давно уже не было тела, которое тяготило бы ее своими страданиями и болью. Ее дух мог бы парить в воздухе, еще более невесомый, чем дым от мерцающего пламени лампады. Но она сидела на стуле, потому что так поступают живые, и, казалось, это снова соединяет ее с миром живых.
    Из ночи в ночь сидя на этом стуле, охраняла она сон монаха, хоть эта охрана была бессильна прогнать мучившие его ночные кошмары и избавить от страданий дневных. Но нынешней ночью, видя его мучения, хранительница чувствовала, как закипает в ней ярость. Кусая губы, помрачнев, она, казалось, на что-то решилась и, встав, шагнула к двери кельи, но тут внезапно спящий сел на своем грубом ложе, широко открыв изумленные глаза и издав хриплый возглас.
    Мейгри испугалась, что он увидит ее, и, задев по дороге стул и стол, поспешила в угол кельи. Потом она догадалась, что он не проснулся, и заметила, что его неподвижный взгляд устремлен не на нее, а куда-то в пространство, где он видит нечто, открывшееся ему одному.
    Монах спал не раздеваясь. В сутане, под старым грубошерстным одеялом - единственной защитой от холода в промозглой келье. Несколько секунд просидел он на краю своего ложа. Потом сбросил одеяло и поднялся.
    Мейгри осторожно и неслышно вышла из своего темного угла и приблизилась к монаху, остановившись рядом с ним, как в тех многочисленных сражениях, что довелось им вести при жизни. Сострадание охватило ее, сострадание, гнев и отчаяние. Она испытывала искушение нарушить тяготевший над ней запрет и заговорить с ним.

Маргарет Уэйс - Легион призраков