"Тот, кто становится зверем,
избавляется от боли быть человеком... "
Доктор Джонсон
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Мы были где-то на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда нас стало
накрывать. Помню, промямлил что-то типа: "Чувствую, меня немного колбасит;
может ты поведешь?... " И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли,
и небо заполонили какие-то хряки, похожие на огромных летучих мышей,
ринулись вниз, визгливо пища, пикируя на машину, несущуюся та пределе ста
миль в час прямо в Лас-Вегас. И чей-то голос возопил: "Господи Иисусе! Да
откуда взялись эти чертовы твари? ".
Затем все снова стихло. Мой адвокат снял свою рубашку и лил пиво себе
на грудь - для лучшего загара. "Какого хрена ты так орешь? " - пробормотал
он, уставившись на солнце с закрытыми глазами, спрятанными за круглыми
испанскими темными очками. "Не бери в голову, - сказал я. - Твоя очередь
вести". И, нажав на тормоза, стопанул Великую Красную Акулу на обочине
хайвэя. "Без мазы упоминать об этих летучих мышах, - подумал я. - Бедный
ублюдок довольно скоро сам увидит их во плоти".
Уже почти полдень, а нам все еще оставалось проехать более сотни миль.
Суровых миль. Я знал - времени в обрез, нас обоих в момент растащит так, что
небесам станет жарко. Но пути назад не было, как и времени на отдых.
Выпутаемся на ходу. Регистрация прессы на легендарную "Минт 400" идет полным
ходом, и нам нужно успеть к четырем чтобы потребовать наш звуконепроницаемый
номер люкс. Модный спортивный нью-йоркский журнал позаботился о брони, не
считая этого большого красного Шевро с открытым верхом, который мы взяли
напрокат с парковки на Бульваре Сансет... А я, помимо прочего, -
профессиональный журналист; так что у меня было обязательство представить
репортаж с места событий, живым или мертвым. Спортивные редакторы выдали мне
наличными триста баксов, большая часть которых была сразу же потрачена на
"опаснейшие" вещества. Багажник нашей машины напоминал передвижную
полицейскую нарколабораторию. У нас в распоряжении оказалось две сумки
травы, семьдесят пять шариков мескалина, пять промокашек лютой кислоты,
солонка с дырочками, полная кокаина, и целый межгалактический парад планет
всяких стимуляторов, транков, визгунов, хохотунда... а также кварта текилы,
кварта рома, ящик Бадвайзера, пинта сырого эфира и две дюжины амила.
Вся эта хренотень была зацеплена предыдущей ночью, в безумии скоростной
гонки по всему Округу Лос-Анджелеса - от Топанги до Уоттса - мы хватали все,
что попадалось под руку. Не то, чтобы нам все это было нужно для поездки и
отрыва, но как только ты по уши вязнешь в серьезной химической коллекции,
сразу появляется желание толкнуть ее ко всем чертям.
Меня беспокоила всего лишь одна вещь - эфир. Ничто в мире не бывает
менее беспомощным, безответственным и порочным, чем человек в пропасти
эфирного запоя. И я знал, мы очень скоро дорвемся до этого гнилого продукта.
Вероятно, на следующей бензоколонке. Мы по достоинству оценили почти все
остальное, а сейчас - да, настало время изрядно хлебнуть, эфира; А затем
сделать следующие сто миль в отвратительном слюнотечении спастического
ступора. Единственный способ оставаться бдительным под эфиром: принять на
грудь как можно больше амила - не все сразу, а по частям, ровно столько,
сколько бы хватило, чтобы сохранять фокусировку на скорости девяносто миль
вчас через Барстоу.
"Старый, вот так и надо путешествовать", заметилмой адвокат. Он весь
изогнулся, врубая на полную громкость радио, гудя в такт ритм-секции и
|
