1Дэйв Дункан





    
    
    Твой чистый голос, что звучал равно
    Для императора и бедняка.
    Быть может, та же песня в старину
    Мирить умела Руфь с ее тоской,
    Привязывая к чуждому жнивью;
    Будила тишину
    Волшебных окон, над скалой морской
    В забытом, очарованном краю.
    - - - Китс. Ода соловью
    [Пер. Г. Кружкова]
    

Часть первая
О ТЩЕТНОСТИ БОРЬБЫ


    

1


    
    Из множества городов Пандемии лишь Хаб не нуждался в прошлом. Он сам по себе являлся легендой и творил Историю.
    Хаб - Вечный Город, столица Империи, Мать Избранных, Обитель Богов. Он, словно гигантский краб, распластал по берегам Сенмера мрамор своих зданий.
    Единственный среди великого множества городков и селений, Хаб никогда не знал ужасов войны. Благодаря колдовской мощи Четверки, а также мечам легионеров город благополучно избегал опустошений, а его жители - грабежа и насилия. Так продолжалось из века в век. Полмира несло дань в Хаб; его улицы вобрали в себя тысячи трофеев, добытых бравыми воинами в летних кампаниях. Бесценные произведения искусства, возведенные на костях миллионов рабов, медленно гибли под ударами дождя и ветра в садах и крошились от неумолимого времени в залах дворцов, освобождая места для новых шедевров.
    Хаб сплавил в единый монолит как все лучшие, так и все худшие порождения рода людского. Фасад Хаба - улицы: широкие, просторные, светлые, такие, что и центурии маршировали свободно. Задворки - аллейки: мрачные, извивающиеся, словно щели древесной коры, где запросто может бесследно исчезнуть добрых пол-легиона.
    Хаб, пышный и нищий, вобрал в себя всю красоту мира и источал порок во всем его многообразии. Несчетны были как его богатства, так и их потребители - горожане. Чтобы прокормить ненасытные рты, в Хаб из года в год ввозилось разнообразное продовольствие, но беднота, кишевшая в трущобах, все же голодала. Хаб экспортировал немногое - в основном войну и законы.
    Импы хвастали, что все дороги ведут в Хаб. А все улицы Хаба устремлялись к центральным пяти холмам, увенчанным четырьмя башнями, жилищами стражей. Великолепные Алый, Белый, Золотой и Голубой дворцы вовсе не казались зловещими, но молва об их таинственности отпугивала любого, так что по доброй воле редко кто к ним приближался. На среднем, наиболее высоком холме красовался величественный Опаловый дворец императора - средоточие светской власти.
    В Опаловый дворец данники несли обильные дары, униженные - прошения; туда же торжественно вступали послы.
    

* * *


    
    «Центр Пандемии, - размышлял Шанди, - Империя. Центр Империи - Хаб. Центр Хаба - Опаловый дворец. Нет, не так. Для точной центровки озеро помешало. Но это мелочь. Дальше. Центр Опалового дворца - Круглый зал Эмина. Центр Круглого зала - я».
    Но Шанди ошибался. Точным центром огромного Круглого зала являлся императорский трон. Мальчик же стоял справа от него, да к тому же ступенькой ниже.
    Жесткий этикет обрекал ребенка на каменную неподвижность. На торжественной церемонии, длящейся часами, нельзя было пошевелить даже кончиками пальцев.
    Заботливая мамочка терпеливо внушала: «Итбен не потерпит ерзанья, Шанди, тем более на официальном приеме». Итбен вторил ей: «Принцы обязаны знать, как блюсти свое достоинство. Так что, ваше высочество, стоя на ступеньках трона, не стоит вертеться, шаркать ногами или ковырять пальцем в носу...» Мальчик давно усвоил, что стоит шевельнуться хоть один разик, и его ждет суровая порка. Надо отдать Шанди должное, в носу он никогда не ковырял. По крайней мере, сам он такого случая не помнил. Более того, он не сомневался, что его «ерзанья» никто из присутствующих не замечал - разве что Итбен. А мать всегда безоговорочно соглашалась с каждым словом консула. Что касается дедушки, то он давно уже позабыл, кто такой Шанди.


    Глава Империи, центр мира и Круглого зала - дедушка мирно спал на своем троне. Слыша его посапывание, Шанди искренне завидовал старику, ведь дед сидел. Сидела и мать принца, на стуле, по левую сторону трона.
    «Когда-то папа стоял здесь, - тоскливо текли детские мысли. - Это было его место, а теперь оно стало моим. Мама вовсе не вспоминает папу, словно его и не было. Проклятая тога, - злился мальчуган, - носить ее - сущее мученье. Вот если бы сидеть! Тогда проще было бы не шевелиться».

Дэйв Дункан - Император и шут